Тот молодой парень с развороченной грудью (Ивашка?) все-таки умер. В госпитале целительницам не хватало сил помочь всем. Понимание собственной ограниченности рождало… злость? Сострадание и желание облегчить чужие мучения, угнетающее бессилие и все это приправленное изрядным количеством злости на саму себя — вот какие чувства владели лекарями в Подковке.
Девочки, еще не столкнувшиеся лицом к лицу со смертью, внимали мне с жадным любопытством — раздражающим и одновременно понятным. Человека всегда манило неизведанное, клейменное знаком табу, будь то физическая близость или уход души за грань.
Должна ли я вообще им рассказывать о смерти? О том, что некоторые вещи исправить невозможно, а потому стоит ценить жизнь, пока она есть?
— Когда понимаешь, что ты ничего не в состоянии сделать, — слова подбирались с трудом, — это весьма… неприятное чувство. Смириться… очень тяжело. Ты продолжаешь борьбу вопреки здравому смыслу, в безумной надежде на чудо. И чудо… порой случается.
— Простите, — смутилась Сойка, одернутая присутствующей тут же старшей сестрой, которая поспешила сменить тему.
— Вы сказали, яд крикунов? Разве их до сих пор не истребили?
Я невольно посмотрела на тонкий шрам, оставшийся на память о зверюшках Райлы. Снова зацепилась взглядом за кольцо. Рик тоже задавал мне этот вопрос. Эксперименты с аурой, питомцы башни Синскай, тема смерти… Мысли пустились в неуправляемый полет, выливаясь в нежданное воспоминание.
— …крикун цапнул. У леди Вайкор.
Меня смущает и злит неожиданный интерес дракона к шраму на тыльной стороне ладони. Одним больше, одним меньше — какая разница! Мало я царапала пальцы иголками, обрезалась о ножи и скальпели, не говоря об язвах после экспериментов с аурой и попыток соорудить приличный ночлег?! Да, не бархатные ручки, как у одной снежной леди! Так я ими работаю, а не интриги плету!
— Разве их до сих пор не истребили?
— Угу. Сохранилось несколько десятков в питомниках алхимиков и зельеваров. Есть слух, что один из баронов Пьола пробовал их разводить, подкармливая политическими конкурентами, но в итоге зверюги сожрали и самого предприимчивого аристократа, и его домочадцев.
— Удивительно, как вообще додумались приручать тварей, готовых сгрызть все, до чего доберутся.
— Яд. Их яд используется в редких, но весьма полезных зельях. Да и сам по себе… — я киваю на сборник северного фольклора, лежащий на столе. — На удивление реалистичная книжка, оказывается. Мы уже выяснили, что истории про призрачные деревни не вымысел. Так вот байка об оживающих прямо на похоронах мертвецах тоже зародилась не на пустом месте.
Рик слушает, а я не понимаю, то ли ему действительно интересно, то ли от скуки — все равно в осажденном замке нечем больше заняться, как тратить время на пустые разговоры.
— Яд крикуна не смертелен сам по себе, но если в кровь попадет достаточное его количество, человек пять-семь дней напоминает настоящий труп — даже сердце не прослушивается.
— Представляю, сколько седых волос прибавлялось родне, когда «мертвец» неожиданно оживал. Небось сваливали всё на происки злых духов и норовили упокоить обратно?
Я вздыхаю.
— Трагедии случались. Но в деревнях, находящихся близко к месту обитания стай, быстро разобрались в происходящем. Отсюда традиция в юго-западных и центральных королевствах хоронить покойников на третий и даже пятый день.
Некоторое время мы молчим. Рик смотрит в окно на затаившийся Подковок. Ждет штурма? Думает, как хорошо было бы напустить стаю «зубастиков» на вражескую армию. Второе вряд ли — пострадают мирные жители. Хочется верить, что Демон льда изменился и стал больше дорожить жизнями людей. А насчет первого… целый месяц прошел спокойно. Наверно, Юнаэтра попросту забыла про меня.
— Кое-что не сходится, — после долгих размышлений выдает меченый. — Крикуны сразу сжирают добычу, я не прав?
— Есть исключения. В конце весны — начале лета, когда наступает брачный сезон, охотятся только самцы. Мясо они не трогают, а приносят беременной самке, доедая то, что останется от ее трапезы. Разумеется, утащить человека или крупное животное им не хватит сил…
— Бороться до последнего… — захваченная мыслями пробормотала я под нос, повторяя собственные слова.
— Простите, эсса?
«Ожившие» и заново упокоенные жертвы крикунов никак не хотели выходить из памяти. Почему люди, даже родственники и друзья скорее верили в происки злых сил, а не чудо? Потому что реальность диктует свои законы, утверждая, человек, на которого напала стая диких тварей, не может быть жив? Дракона с пробитым стрелой сердцем не спасти. Цепляться за нелепую надежду глупость, даже безумство.