Ребенок самым наглым образом открыл отцовский шкаф, залез на нижнюю полку, порылся там и, отыскав себе хорошую игрушку – деревянную вешалку, направился в спальню. Рейнар с нежностью наблюдал за этой девочкой. Какая же она маленькая, смешная, непоседливая! Ангел, а не ребенок.
Малышка тихонько отворила дверь родительской спальни и прошмыгнула внутрь. Рейнар не отставал и с удивлением и замиранием сердца увидел самого себя, мирно спящего на постели. Одной рукой он обнимал знакомую хрупкую фигурку – Лили.
Живая. Пока ещё живая.
Родители не услышали вторжения в свою опочивальню. Ребенок с невинным выражением лица подошел к лежащему на спине отцу, несколько секунд пристально рассматривая родные черты, а потом…
БУМ!
Деревянная вешалка с размаха опустилась прямо на отцовский лоб. Рейнар будущего ошарашенно распахнул глаза, подпрыгнул на постели, озираясь по сторонам, а Кая-хулиганка лишь весело и задорно рассмеялась своим волшебным детским смехом.
Девочка замахнулась ещё раз, но на этот раз отец успел выхватить у нее из рук злополучную вешалку и засунуть ее под кровать.
- Кая! – обиженно воскликнул он, потирая ушибленный лоб. Девочка хитро улыбалась, даже не пытаясь имитировать раскаяние. – Ах ты, маленькая жучка! – Рейнар подхватил девочку на руки, затащил на кровать и начал играючи покусывать ее за шейку, ручки и животик. Все это сопровождалось «страшным» рычанием, от которого проснулась уже Лили.
- Дайте поспать, - сонно буркнула она, отворачиваясь. Кая радостно визжала, пытаясь увернуться от укусов отца, и ее смех разносился по всем комнатам. Наконец, Рейнар звонко поцеловал девочку в щечку и посадил на кровать.
Императорская спальня растворилась, и вновь Рейнар и взрослая Кая оказались стоящими на знакомой поляне. Теперь девушка плакала пуще прежнего, судорожно вздрагивая и икая. Император притянул ее к себе и крепко обнял, прижимая светлую головку к своей груди. Кая пыталась сопротивляться, упиралась, но он не позволил ей отстраниться, надежно удерживая рядом с собой.
О, Свет! Кая – его дочь! Его дитя, его кровь, плод их с Лили любви. Счастье, радость, досада и боль от её слов сменялись так быстро, что он не мог сконцентрироваться на одной конкретной эмоции. Он поглаживал ее волосы, нашептывая что-то успокаивающее, и вскоре девочка перестала вырываться. Теперь она рыдала у него на груди. Отчаянно, громко, с подвываниями и странными неестественными всхлипами.
- Кая, успокойся, прошу тебя, - прошептал Император, чувствуя, что испытывает несвойственную ему растерянность. Если к женским истерикам он более-менее привык, то подростка пришлось успокаивать впервые. И это ведь не Лили, ей рот поцелуем не заткнешь и не переведешь ситуацию в горизонтальную плоскость. Девочка уже даже не рыдала, а просто вздрагивала – слезы закончились. Рейнар сжал её ещё сильнее, едва ли не вдавив Каю в себя. – Успокойся. Кая, расскажи всё. Как ты открыла портал?
- Я с-случайно, - заикаясь, ответила девочка. Её глаза опухли от слез, лицо покраснело. Рейнар стер с ее щек крупные слезы и взял дочь за подбородок, приподнимая голову.
«Ребенок совершенно не в себе» - мелькнула у него мысль, когда он увидел ее затуманенный и нездоровый взгляд.
- Кая, объясни, как ты здесь оказалась?! – пытался достучаться он, и вновь поляна исчезла.
Снова его покои, гостиная. Здесь все изменилось: другая мебель, более дорогая и более изысканная, другое оформление комнат. Изменился и он сам. Посреди комнаты стоял зрелый мужчина, ему, наверное, немного за сорок. Лицо злое, недовольное, казалось, он с трудом сдерживает ярость. И субъект этой ярости стоял прямо перед Императором, слегка пошатываясь.
- Как ты посмела?! – кричал Рейнар на взрослую Каю, ту самую, которая пришла в прошлое. Девушка была одета в дорогое платье из изысканного кремового шелка, на голове – легкая диадема серебристого оттенка, длинные светлые волосы заплетены в косу. Отец и дочь ссорились, и Император был на взводе. – Ты хоть понимаешь, что творишь?!
- Понимаю, - ответила девочка заплетающимся языком. Только теперь Рейнар, наблюдающий за этим, понял причину гнева…самого себя. Кая пьяна! ПЬЯНА! Принцесса, которой еда исполнилось четырнадцать лет, напилась! Уму непостижимо! Это же страшный позор для всего императорского дома!