Дождавшись отмашки, Клеманс принялась собирать всё, что попадалось под руку: обрывки материи и бумаги, хворост, подстилки и гнилые подушки с россыпями плесневых пятен. Томасин искала что-то своё, срывая перегородки. Наконец она наклонилась и за ногу вытащила труп из-под вороха тряпья.
— Собаки объели, чёрт бы их побрал, — донёсся её голос из чрева притона.
— Плохо, — отозвался Каспар, — но надеюсь, мы отловим их.
Под окнами ночлежки лениво занялся костёр, поглощая отсыревшие тюфяки и простыни. Кузов телеги, где ехали работники, стал наполняться телами разной степени сохранности. Клавдия была счастлива, что миазмы не проникают под маску, но видеть изувеченных покойников ей было невыносимо. Стараясь не обращать на них внимания, она хватала уже не нужные им вещи и носилась взад-вперёд, от костра к кучам хлама. «Разве это были люди?! — успокаивала она себя. — Это даже не звери. Скорее, насекомые. Клубки червей, личинки в осином гнезде».
Пока внутри кипела работа, у огня так и стояли с шестами мужчины.
— А они не желают нам помочь? — спросила графиня Клеманс, остановившись перевести дух.
— От костра нельзя отходить.
— Почему?
— Скоро увидишь.
Когда с уборкой было покончено, часть работников принялась заколачивать окна, вгоняя гвозди в остатки деревянных косяков. К костру стали собираться бродяги, но их тут же отгоняли. Они просились «лишь погреться», а сами так и норовили умыкнуть что-нибудь из пламени, забалтывая стоящих в обороне. Вскоре толчки шестами перестали их пугать, но один вид трости Каса с тяжёлым набалдашником, которым он невзначай похлопывал по ладони, вернул им благоразумие.
— Здесь совершенно не на что смотреть, уважаемые господа! — громко сказал он и претенциозно раскланялся, вызвав хохот обслуги. — Извольте посетить театр, оперу или куда вы там ходите каждый божий день. Уверяю — для таких искушённых зрителей наша постановка слишком слаба. Режиссёр из меня посредственный, хоть я и стараюсь.
Вскоре послали к старьёвщику за прогорклым жиром, выкупили весь и залили в костёр. Пламя взмыло выше человеческого роста, накрывая собой пожитки. Каспар выдал нескольким мужчинам с наскоро сделанными факелами пару жёлтых головок серы и, когда те скрылись внутри здания, обратился к женщинам:
— Успели! С ночлежкой покончено. Я поеду на кладбище, вы — ступайте домой и по дороге можете перекусить.
Клавдия обнаружила, что еле переставляет ноги. Под почерневшим потолком ей было страшно, воздуха не хватало и перед глазами всё тонуло в жёлто-красном шуме. Теперь от пережитого в теле поселилась противная дрожь. Заподозрив неладное, Томасин ослабила ремешки её маски.
— Удивительно, что ты вообще жива осталась. Ничего, расторопная.
— Куда мы идём?
— К пекарю, пока не закрылся. Клементина без своих булок жить не может.
Проулок встретил острой кошачьей вонью, смешанной с запахом горелого хлеба и липкой полутьмой. Клавдию и так мутило, а от вида треснувших тёмных корочек за захватанным стеклом витрины стало совсем тошно, и она поспешила отвлечься на колотящую в дверь Клеманс. Внутрь никого не пускали с самого первого дня, когда квартал сделали закрытым. Вскоре угрюмый пекарь с сажей на фартуке показался из своего убежища.
— Мне как обычно, — Клеманс высыпала монеты на ладонь, пекарь молниеносно сцапал столько, сколько счёл нужным.
— Вот это да! — Не удержалась Клавдия, увидев, с чем тот явился через минуту. — Десять су за крохотную булочку. А говорили, здесь нищий квартал. На ценнике в окне написано, что она стоит два. Или девушка должна тебе денег?
Тома оглянулась, отыскала глазами обрывок бумаги с цифрами.
— И правда, стоит два. Я-то не покупаю сласти, меня с них несёт как утку.
— Ты чего, пёс, с кручи упал?! — закипела Клеманс. — Так и знала, что обираешь меня!
Пекарь юркнул за дверь, не желая иметь дело с пудовыми кулаками Томы и когтями разъярённой Клеманс.
— Доберусь до тебя!
Работница с чувством пнула дверь булочной и обернулась к Клавдии:
— Глядите-ка. А из тебя может выйти толк. Ты, небось, и писать умеешь. Меня Кас учил-учил, только время зря потратил. С цифрами та же беда.
В лекарне Клавдия наконец-то разулась. Ноги страшно саднили и кровоточили. Старые ботинки напитались водой и вряд ли высохли бы к утру, а в горле уже начало першить и голос осип.
— Кажется, я застудила ноги, — сказала она, сев у печи, куда Клеманс бросила пучок хвороста, намереваясь разжечь.
— Не смей нам тут разболеться! Перезаражаешь всех. Сейчас натрём тебя салом, к утру будешь как новенькая.
— Всё бесполезно без хорошей обуви.
— Уж какая есть. Мейстер тебя и так бережёт.
Впечатлённая обманом лавочника Тома решила проведать свои гроши, которые хранила в маленьком тряпичном мешочке. Она высыпала их на стол и принялась так и этак перекладывать да собирать в стопки, словно играла сама с собой в «Счастливый дом». Что-то у неё явно не сходилось. Через некоторое время на её лице появилось крайне озабоченное выражение.
— Придётся отдать цыганке целый талер, — пожаловалась Тома подошедшей к столу подруге, уплетавшей злополучную булочку.
— За что?
— За гадание.
— Вздор какой!
— Ничего ты не знаешь! Прокажённому Жаку она предсказала скорую смерть и он внезапно помер через год!
— Между прочим, колода карт у нас есть. Меня мама учила, да уж всё из головы вылетело. Эй, ведьма рыжая, умеешь толковать карты?
— Конечно, — соврала Клавдия, не моргнув глазом.
— Так чего молчишь?
Графиня расположилась у стола. Ей дали карты, она с загадочным видом перетасовала колоду и разложила их крестом, рубашками вверх. Так делала в салоне одна мадам.
— И на что гадаем?
— Так ты же можешь сама это понять. Вот и выясни мою тревогу, раз умеешь.
«Томасин. Что её может так волновать? Что мы не можем подчинить себе до такой степени, что прибегаем к магии? Была не была», — Клавдия перевернула первую карту. На её счастье, там оказался бубновый валет.
— Юноша интересуется тобой.
Край пухлой губы исчез во рту: Тома явно забеспокоилась. Умению скрывать свои чувства она не была обучена.
Вторая карта была девяткой треф.
«Крестик. И загнутый хвост».
— Он… у тебя… уже на крючке! — азартно прошептала Клавдия.
Следующей выпала шестёрка черв, и тут Томасин сама предположила:
— Сердце — это ведь любовь?
— Верно. Но ещё очень мало любви. Если бы туз…
Последней оказалась дама пик.
— Соперница, да?
«Как легко быть гадалкой! Клиент сам говорит нужные слова!»
— Точно. Соперница.
— Как же быть?! Мой Пьер к ней сбежит! — Тома не на шутку встревожилась.
— Конечно сбежит, — задумчиво проговорила Клавдия, снова тасуя колоду, — но знаешь, в высшем обществе почти каждая владеет той или иной магией. Иным образом удачно выйти замуж сложно. Могу научить кое-чему.
Гадание вселило в Тому веру, и она подсела ближе, готовая внимать. Графиня хотела отшатнуться и чуть не свалилась вместе со стулом назад.
— Твой случай сложный, но приворожить вельможу куда труднее, чем простака. Твой Пьер ведь…
— Торгует рыбой.
— А столько суеты, будто он герцог! Так-так. Слушай. На рынке ведь ещё не все разошлись?..