Бен пожевал губу. Он казался разочарованным. Сначала Рей думала, что он расстроен, потому что они не произвели на свет ублюдка, несмотря на почти два месяца блуда. Затем барон сердито прорычал:
— Я проделал весь этот путь сюда ради тебя!
Рей нахмурилась; теперь она не боялась высказывать ему своё мнение. Он, казалось, был готов слушать её, когда дело касалось налогов и урожая; пусть теперь послушает её лекцию о теологии и морали.
— Церковь…
Очень прямо — как будто он не знал, что соитие во время месячных — это худший тип блуда и богохульства — Бен прервал её:
— Ты можешь пососать член.
Рей шокировано уставилась на него. Это был худший вид содомии. Барон был нечестивым богохульником — он частенько ласкал её ртом между ног, Рей всегда ужасал не только сам греховный поступок, но и её реакция на него. Она плакала и стонала, когда барон касался её лона языком и губами, закрывая рот рукой и надеясь, что Бог не услышит её развратных криков.
Она убеждала себя, что в такой же степени была шокирована идеей взять его член в рот, поэтому по её спине пробежала пьянящая дрожь.
— Вы хотите унизить меня…
— Я унижался из-за любви к тебе! — ответил Бен с жаром.
Он делал это каждый раз, когда ложился между её бёдер и брал с собой обед; он читал ей у камина, гладил её по волосам, пока она не засыпала. Он унижался, когда относил её в постель и спал рядом с ней, вместо того, чтобы оставить её спать в гордом одиночестве, как проститутку. Он унижался, когда говорил о бастардах, нежно и с надеждой, касаясь длинными тонкими пальцами обнажённой кожи её живота. Вместо того, чтобы ухаживать за высокородной женщиной, он искал Рей и одаривал её поцелуями, улыбками и подарками. В этом не было необходимости. Она подчинилась бы ему в любом случае. Но он предпочёл так.
Рей на мгновение поколебалась, а затем опустилась на пол. Он был бароном, но она встала на колени не для того, чтобы выказать ему почтение.
========== Глава 7 ==========
Барон прибыл в Йорк с грохотом и большей помпой, чем обычно, в День Св. Криспина. Он никогда не задирал нос, но обычно не удосуживался обменяться приветствиями с местными, прежде чем добрался до своей любовницы. Он был целеустремленным человеком.
Теперь, рисуясь на фоне утренней дымки, Бен хлопнул перчатками по бедру, чтобы стереть с них дорожную пыль. Это был праздничный день; барон должен был присутствовать на мессе или доброжелательно наблюдать за мероприятиями, предназначенными для того, чтобы пугать детей и воспитывать взрослых, а не кататься на лошадях.
— Моя лошадь потеряла подкову.
Кузнец хмыкнул. Подняв железный прут, он ткнул в горячую кузницу. Удовлетворившись, мужчина положил прут в угли, скрестил свои массивные руки на груди и застыл в ожидании того, чтобы прут раскалился. Он произнёс редкие слова с упрёком.
— Сегодня — выходной.
— Я могу это сделать. — Рей слышала его слова.
Бен перевёл на неё взгляд; он не узнал её в тяжёлом, покрытом пятнами фартуке. Его полные губы дёрнулись.
— Я думал, ты боишься лошадей, малышка Рей.
Рей приподняла подбородок.
— Нет.
Это была ложь. Сделать подкову было достаточно просто — девушка изогнула щипцами кусок железа в ладный полумесяц, постучала по нему молотком и с шипением окунула в ведро с холодной водой. К тому времени когда она повернулась и расправила плечи, решив встретиться с массивным зверем, её лицо раскраснелось и покрылось потом от жара кузницы. Бен, забавляясь, наблюдал за ней, скрестив на груди свои огромные руки.
Гигантский боевой конь послушно стоял позади барона, однако вздрогнул и начал переминаться с ноги на ногу, когда Рей приблизилась к нему. Он поднял заднее копыто размером с дерево, покрутил им и издал нервный звук. Превозмогая себя, Рей шагнула в сторону. Барон расхохотался. Это только придало девушке решимости.
Борясь с тяжестью копыта, Рей нырнула вниз, лицом к крупу коня. Она положила огромное копыто на бедро и сравнила тёплую железную подкову с формой копыта лошади. Та была почти нужного размера; пока Рей возилась с изделием, её солёный пот капал на копыто.
Когда подкова была прибита, Рей выпрямилась и благодарно похлопала зверя по боку. Её не пнули, не затоптали и не укусили. Лошадь заржала и топнула копытом; девушка поспешно отдёрнула руку, как будто обжёгшись.
Бен усмехнулся. В уголках его глаз появились лукавые морщинки.
— Раз уж ты такая храбрая, поехали со мной.
***
Никто не трудился в полях, простирающихся на многие мили вокруг обнесённого стеной города. День Святого Криспина был священным днём; даже самые бедные из бедных слушали мессу и вытягивали шеи, чтобы увидеть парад пышности на улицах.
Бен позволил рассёдланной лошади пастись в роще среди деревьев.
— Это день отдыха. — Барон потащил Рей вниз, в мягкую траву. — Отдохни со мной.
Они лежали вместе в прохладной влажной траве. Его камзол стал чёрным, а её платье запятналось пеплом и сажей. Рей ничуть не заботила спина, окрасившаяся в зелёный цвет. Маз и кузнец прекрасно знали, что Рей ложится под барона, и она скорее ляжет в поле, чем на шаткой кровати. В полях никто, кроме лошадей и коров, не слышал её стонов и криков.
Бен закинул руку за голову, задумчиво разглядывая свою дорогую одежду и бледную, словно у пастуха, кожу. Рей прижалась к его тёплому боку и коснулся его лица, на мгновение представив, что он и есть пастух. Возможно, они были влюблены — по-настоящему влюблены, а не просто увлеклись друг другом, как в детстве.
Нос барона был странным и большим, с угла обзора Рей он врезался в голубое небо, разделяя его пополам. Она проследила за ним, и щёки барона налились краской. В детстве он всегда стеснялся своего огромного носа и нелепо выступающих ушей.
Бен целомудренно целовал её пальцы, а потом один за другим втянул их в рот. Его слюна была тёплой, горячий язык ловко обежал мозоли. Если он и возражал против них — что Рей не леди и даже не может ей притвориться — то ничего не сказал. Барон с легкостью разорвал её лиф, не став возиться со шнурками. Они делали это, казалось, сто раз — никогда, однако, так.
Бен перевернул Рей на живот и засунул руки под её бёдра, приподнимая их и прижимаясь пахом к спине. Даже сквозь юбки и пальто она чувствовала, как его член скользит между её бёдер. Её лицо пылало.
— Мы не можем…
— Вот как это делают лошади и коровы. — Бен увлечённо задирал её юбки, откинувшись на корточки. Она могла уползти или перевернуться, но не стала, задрожав, когда прохладный воздух коснулся её обнажённой кожи. — А почему бы и нет, здесь, в полях?
Рей отрицательно покачала головой, прислушиваясь к скрипу его кожаных шнурков. Его член скользнул между её бёдер, цепляясь за нежные складки кожи. Его колени надёжно утвердились между её ногами, раздвигая их ещё больше. Когда её бедра раскрылись, глаза девушки наполнились слезами унижения. Её немое возражение было оправдано; это не было возражением против боли. Это было возражение против позиции, в которую он её поставил. Эта поза — терго — была категорически запрещена.
— Церковь…
— Церковь говорит, что женщина должна подчиняться мужу. Ты не подчинишься мне в этом? — Голос Бена звучал хрипло, а не нагло; Рей поняла, что он был так же потрясён своей греховностью, как и она.
— Ты мне не муж! — Рей вонзила ногти в грязь, когда его тело деликатно вонзилось в её. Она знала, что он никогда этого раньше не делал. Он не знал, как это сделать. Его руки сжали складки её платья, и барон начал двигаться в ней, притягивая её хрупкое тело назад и вперёд за юбки.
Бен не был её мужем, но нельзя было отрицать, что он знал её тело так же хорошо, как муж, даже лучше. Муж оттрахает её из чувства долга; Бен трахал её, потому что ему нравились её порядочность, её неугомонность, её непослушные волосы, её острый язык. Он трахал её и занимался с ней любовью по очереди, но это никогда не было из чувства долга. Во всяком случае, несмотря на чувство долга.
Одна из тяжёлых рук барона опустилась на затылок Рей, прижимая её щёку к земле. Трава щекотала девушке нос и щёки. Пахло очень свежо — не как мыло, но как земля, дождь и цветущие поля. От Йорка воняло грязью и потом; Рей скучала по запаху полей. Даже секс не казался греховным или грязным в полях.