— Ты проклял его! — закричала Рей вне себя от ярости. — Ты искалечил его!
— Прошлой ночью я использовал своё законное право… — Барон мягко коснулся её щеки, а Рей с отвращением отвернулась. — Сегодня утром я выполнил свой долг.
Рей издала горький смешок. В каком-то извращённом смысле он был прав. Как и его отец и дед до него, ему было поручено следить за соблюдением закона и защищать крепостных, которые трудились на его земле. Они заплатили высокую цену за его защиту — свою свободу. Она могла изменить свою судьбу не больше, чем дерево или корова.
— Ты сказал, что защитишь меня, и погубил! — Её голос устало сорвался.
Барон выглядел рассерженным.
— Он погубил бы тебя. Не только тело, но и душу!
Рей отвернулась, схватившись за голову.
— Ты владеешь моим телом, какое тебе дело до моей души?
— Я… — барон замолчал, и на его лице появилось странное выражение, как будто он осознал что-то, что давно мучило его. Он открыл, а затем закрыл рот, задумчивая покусывая губу. Наконец, он с апломбом провозгласил, как если бы он был персонажем эпической поэмы о любви и трагедии:
— Я любил тебя…
— Как один ребёнок любит другого! — парировала Рей, вспоминая глупый букет, который он оставил на подушке для неё. Это заставило её щеки вспыхнуть.
— Как мужчина любит женщину, если позволишь! — Он горячо прервал её. Его челюсть сжалась, а лицо покраснело. Рей поняла, что он не сердится — его переполняют какие-то другие эмоции.
Она почувствовала, как тоскливо засосало под ложечкой. Эти слова не должны были вызвать мурашки, пробежавшие по кончикам пальцев и коже головы, но тем не менее это было так.
— Это неестественно.
— Я люблю тебя с самого детства. — Бен (он теперь Бен, а не барон) решительно продолжал. — Нет ничего более естественного.
— Они сожгут меня! — Её голос звучал нервно. Сексуальный контакт был естественным — все это знали, даже животные, занимающиеся этим — но для барона было неестественно показывать любовь к женщине низших сословий — это было преступно. Такое заявление могло быть сделано только под влиянием колдовства, а колдовство каралось смертью.
— Я сгорю за тебя! — Бен потянулся к ней, на его вытянутом лице отразилась тоска. Она знала, что если позволит ему, он снова возьмёт её, прямо здесь, на грязном полу дома её мужа. Грязь запачкает платье, усиливая её стыд и отвращение к самой себе.
Рей попятилась.
— Ункар назвал меня ведьмой.
При этом слове Бен резко замер.
— Ты не ведьма. Я… я просто сумасшедший.
Рей медленно выдохнула. По правде говоря, он соблазнил её, но обвинят именно её. Она подошла ближе к огню, представляя, как пламя лижет кожу.
Сожжение будет куда более милосердно, чем голод, — подумала она. Без мужа она умрёт с голоду, никто не будет жалеть её — ни у кого не было на это средств.
— Люди подумают, что ты сошёл с ума.
Бен пожевал губу, словно размышляя. Его брови сошлись на переносице. Наконец, он упрямо проронил:
— Мне всё равно. Ты будешь моей любовницей!
Если бы ситуация не была столь ужасной, Рей посмеялась бы над его детским упрямством:
— Ваша жена этого не потерпит.
— У меня нет жены, — Бен пожал плечами. — И когда я женюсь, то оставлю её здесь, а тебя — в Йорке.
Рей напряглась, почему-то оскорбленная мыслью о том, что у него будет жена — хотя она знала, что он должен жениться, чтобы оставить наследника и пополнить свою казну. Он женится на женщине такого же положения — дочери барона или даже младшей дочери герцога.
— В Йорке?
— Там ты ни в чём не будешь нуждаться! — обещал Бен. Его голос лился низко и сладко, как мёд или вино. — И я не буду мучить тебя, милая.
Рей задумчиво рассматривала свои руки. Что-то прорастало в её животе, как сорняк — надежда. Она не надеялась, что барон был серьёзен в своём ошибочном выборе любви. Любовь была глупостью, о которой слагали песни барды.
Рей не надеялась на любовь — она надеялась на освобождение. Она не умела читать, писать и говорить по-французски, но знала законы, которые связывали её с землёй, на которой она стояла. Рей знала, что если сбежит в Йорк — или, вернее, если барон возьмёт её туда и сделает своей любовницей — на год и день, она получит свободу от земли, на которой родилась.
Барон пристально наблюдал за ней. Если она откажет ему, то сгорит или умрёт с голоду. Зная это, он жадно ждал её ответа, его влажные полные губы приоткрылись от вожделения. Его бархатный голос звучал тягуче и хрипло. Возможно, он намеревался отдать приказ, но его голос звучал так, словно он умолял её.
— Позволь мне обладать тобой не как твой господин, а как твой возлюбленный.
Рей снова уставилась в огонь и солгала барону.
— Я — твоя.
Комментарий к Глава 4
Примечания Автора:
Бен ловко манипулирует несчастной сироткой и играет в грязные игры, чтобы получить то, что хочет.
P. S. В те времена считалось противоестественным (почти как зоофилия!) для высокородного мужчины иметь романтические отношения с женщиной низшего сословия. Люди в средневековье часто приписывали неестественные вещи колдовству, расплата за которое было суровым: сожжение или повешение. Рей права, беспокоясь о том, что подумают о ней люди.
Для высокородных мужчин не было необычным держать любовницу для секса и жениться исключительно в экономических или политических целях. Любая женщина была бы рада оказаться под покровительством барона, особенно родить бастарда, которого барон бы любил и, возможно, мог бы поднять по социальной лестнице выше.
Крепостные не могли покинуть земли, на которых родились. Если они убегали на год и день, то могли стать свободными (хотя свободным женщинам не хватало автономии из-за их пола).
Итак, если подвести итог - Бен хочет Рей, и Рей хочет убраться к черту из имения.
========== Глава 5 ==========
Священник, Лор Сан Текка, был человеком с определёнными достоинством, несмотря на свою непритязательную паству. Он родился бедняком, но был священником; он служил немытым толпам и близко общался с бароном, когда служил мессу в их личной часовне.
Сан Текка, должно быть, недоумевал, почему нечестивый молодой барон вызвал его в личную часовню в южном углу поместья в день, который не был воскресеньем. Мужчина слегка наклонил голову. Как член третьего сословия, он не был обязан высказывать такую же верность, как крепостные.
— Мой господин.
— Отец, — маленький кивок Бена был столь же поверхностным. — Вы вчера присутствовали на свадьбе мельника?
Глаза Сан-Текки мелькнули в тот угол, где стояла Рей, в тени, возле алтаря.
— Здравствуй, дитя моё.
Бен выглядел раздражённым.
— Платт — импотент.
Сан Текка оглянулся на Рей, нахмурив брови.
— Вы звали лекаря?
— Нет необходимости в лекаре. Его растоптала лошадь, — прервал его Бен. Он двинулся вперёд, заслонив Рей от священника, будучи гораздо шире и выше ростом. — Брак должен быть расторгнут.
— Архиепископ не расторгнет брак, если врач не поклянётся, что свершение брака невозможно, — сказал Сан Текка с упрёком, но с долей уважения. — И если жена не поклянётся, что это ещё не произошло.
— Я клянусь! — Высокомерно ответил Бен. — Она была в моей постели прошлой ночью.
Он как-то странно гордился тем, в чём должен был стыдиться признаваться священнику. Со своей стороны, Рей почувствовала, как горячий стыд затопил её тело. Её словно парализовало.
Священник на мгновение задержал взгляд на бароне, а затем произнёс гораздо более прямо, чем следовало бы, даже если бы он был священником и пользовался всеобщим уважением:
— Ты должен был позвать меня сюда, чтобы покаяться в своих грехах. Я не позволю тебе снова грешить, и архиепископ тоже.
— Очень хорошо! — Ноздри Бена вспыхнули, но голос остался ровным. Он отказался каяться. — Я убью мельника, и тогда она станет вдовой. Лучше вдова, чем прелюбодейка.