Pater noster, qui ts in caelis, - негромко начали молиться в два голоса.-
Sanctrticetur nomen Tuum.
Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra.
Et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris . (Отче наш на лат.)
Я заскулила, похоже, метр Ван Хельсинг не простой охотник.
- Мастер, а она выживет? - шёпотом спросил второй голос, более молодой.
- Боюсь, да. Такие как она не умирают легко. Помню, я практически отрубил одному оборотню голову, а он уполз, регенерировал и на следующую ночь чуть не сожрал меня, - ответил мягкий вкрадчивый голос. - Но, я слышу она очнулась.
Ткань на клетке с шелестом слетела, и я зажмурилась от яркого света.
- Видишь, юный Габриел, как богопротивная нечисть боится солнца? Она обессиливает, когда грех выходит наружу.
Я фыркнула, ну, дед, конечно, загнул. Солнце как солнце, день как день. Вон птички поют, любопытная белка на дереве скачет, лето скоро закончится... одна я в клетке.
- Какая она страшная... - прошептал молодой парнишка, зачарованно уставившись на меня. Даже его веснушки казалось побледнели от страха. Рыжие нечёсанные вихры были обстрижены как у монахов, но одежда при этом была светская. Обычный крестьянский мальчишка, таких пруд пруди на ярмарке в субботний день - таскают пироги да яблоки у лавочников.
Второй... насчёт деда я погорячилась. Мужчина немолод, но и до старости далеко. Тоже одет в светскую одежду, но, почему-то мне кажется, что сутана ему роднее. Не раз ломаный нос крючком нависает над сжатыми губами. А на поясе... милостивый Отец! Чего там только не было: кинжалы, звёздочки, какая-то штука, похожая на серп, опасно пахнущая серебром. За плечом арбалет и пистоль.
Я нервно сглотнула.
- A CAPITE USQUE AD CALCEM, что в переводе «с головы до пяток», тебе стоит её бояться, малыш, - ответил ему Ван Хельсинг. - Она не вкусила ещё человеческой крови, но только лишь потому, что прошло не так много времени. Наступит полнолуние, и человеческое в ней окончательно покинет разум. Демон одолеет несчастную душу, и она помчится на поиски человечинки. В первую очередь, они почему-то сжирают родственников: отца, мать, братьев и сестёр.
- Она плачет? - спросил Габриел у наставника.
Я отвернулась, не желая показывать слёзы моим мучителям.
- Конечно, ведь она любит свою семью. И для неё больно знать, что именно она станет причиной их смерти... Ты ведь понимаешь меня, Ариана?
Понимаю. Но разговаривать с тобой не желаю. И чтоб ты тоже сдох, Ван Хельсинг.
Охотник взял за руку мальчишку и увёл. Габриел принялся за приготовление завтрака, но украдкой бросал на меня взгляды. Видимо, плачущая нечисть произвела на него сильное впечатление.
Вскоре на полянке заплясал огонь в костре, поплыл запах готовящейся каши. В животе у меня заурчало, напоминая, что там пусто уже который день.
Ван Хельсинг поднялся вместе с тарелкой, полной овсянки, щедро сдобренной золотистым маслом и направился ко мне.
- Милая, я знаю, что ты давно не ела человеческой пищи, - я закивала головой, не отрывая глаз от жестяной миски. - Угощайся и помни: я не злодей. Я лишь забочусь о твоей грешной душе. Чтобы она предстала чистой перед Создателем, не успев причинить вред никому.
Я немного не поняла, он позаботится о моей душе... убив меня? Впрочем, какая разница, когда передо мной еда? Я облизнулась.
Ван Хельсинг приоткрыл дверцу и поставил кашу на пол.
Ммм, какое объедение. И пусть чувствовался запах гари, да и масло было немного прогорклым, но впервые за долгое время я была сыта.
Вылизав до блеска миску я радостно плюхнулась на солому, раскиданную по полу. Эх, ещё бы чего-нибудь сладенького...
Я зевнула, потом ещё раз. Неудержимо захотелось спать. И завыть от обиды. Ага, как же, не злодей он. Снотворное подсыпал в кашу, добренький Ван Хельсинг. И с этими мыслями я заснула.
Проснулась я с тяжелой головой уже в сумерках.
Клетка на колесах мерно скрипела, мул смирно тащил тяжеленный воз. А охотник с учеником неторопливо вышагивали сзади.
- Мастер, она проснулась, - встревоженно воскликнул Габриел. - Вы говорили, что до замка она не очнётся.
- Не рассчитал дозу, малыш. Но ничего, Ариана не будет делать глупостей, да, милая?
Ах так, да? Я подняла голову и от души завыла.
Мул вдруг очнулся, взвизгнул, лягнул кинувшегося к нему охотника и задал стрекача. Я в ужасе завопила, когда клетка врезалась в одно дерево, отлетев, во второе. В голове загудело.
«Ааааа-стааааа-новись!» - кричала я, вцепившись в прутья.
Но, мул, кажется, не говорил на языке оборотней. От моего вопля он только побежал быстрее не разбирая дороги. Меня швыряло по всей клетке. Ветка едва не выколола мне глаз. С треском отвалилось колесо. Я взвизгнула, когда нас закрутило и понесло вниз с холма.