В тело впивается пуля, я взвизгиваю от боли.
Враги неожиданно оказались опасны, несмотря на свой жалкий вид. Они выпускают пулю за пулей, которые кусают то за ногу, то за плечо. Я жалобно скулю и мечусь по комнате, сбивая мебель.
И я принимаю решение прыгнуть в окно. Острые осколки впиваются в тело, падаю на землю, которая оказалась неожиданно далеко. И, прихрамывая, скрываюсь в тени леса.
Лес меня встретил запахами мокрой земли, приглашающе открыл все звериные тропы, укрыл в гуще лапника.
Я громко вою, и отключаюсь.
Глава вторая в которой сгущаются тучи
Ой-ой-ой.
Ой-ой-ошеньки.
Голова-то как болит, сейчас умру.
Я громко застонала. Попыталась перевернуться на спину, не получилось. Попробую хотя бы открыть глаза.
Ничего не видно кроме веток.
Я тупо разглядывала ельник, не в силах больше ни на чём сосредоточиться. Вот цепочкой ползут муравьи по стволу, огибая все неровности коры. Упорно тащат трупик пчелы, какие трудяги. Вот сухая хвоинка спикировала на пружинистый слой паданца. Пахнет-то как хорошо: смолой, разлагающейся листвой, зайцем. Неведомо пробравшийся в мой шалашик ветерок принёс аромат цветов, зреющей земляники, жужжание шмеля.
Лежать бы так вечно и не вспоминать ничего.
Ни жадных графских лап, ни своего непонятного желания вцепиться ему в глотку, ни блеск огней встревоженного замка.
Да что со мной было?!
И, главное, что теперь будет?
Конечно же, повесят.
И я заскулила, оплакивая и свою молодую жизнь, и родителей и семейную жизнь, закончившуюся, не успевши начаться.
В глазах всё расплывалось от слёз, горло саднило, руки-ноги всё ещё не слушались.
Так бы и лежала я, не услышь человеческие голоса. Женские голоса беззаботно смеялись, переговаривались, пели.
Я рванулась к ним. Если объяснить, всё рассказать, вымолить прощение, откупиться, может и разрешат вернуться. Начать всё заново.
Я бежала не разбирая дороги. Острые ветки цеплялись, словно умоляли остановиться. Но, я их не слушала, зачем?
- Говорят, она пыталась убить графа, - я резко притормозила, распознав голос ненавистной Изибот. Только не сейчас, только не она.
- Маркела в замок забрали вместе с Аннедой, думают, это они надоумили напасть, вроде как они поругались недавно с графом, вот и мстят, - горячий шёпот заставил меня похолодеть.
- Нечего было нос задирать, и всегда-то они лучше всех: и денег куры не клюют, и платья ей покупают из хинского шёлка, и наши парни ей не по нраву. А оказалась оборотниха, обманщица, - голос аж зазвенел от возмущения.
Ну, я ей сейчас космы повыдергиваю!
Не разбирая дороги я ломанулась сквозь кусты.
Стоило мне, отфыркиваясь, выскочить на дорогу как на меня уставились пять пар испуганных глаз.
- Оборотень! Спасите! - первой опомнилась толстушка Ани. Она подхватила подол и порскнула в сторону села.
От поднявшегося визга я слегка присела, такой высоты был звук. Девушки бегали кругами, стукались друг об друга, падали в обморок.
Где оборотень? Я оглянулась, готовясь дать дёру, но никого не увидела. Вот бестолковки.
Подошла к Изибот, сидевшей на попе и завывавшей как леприкон над кучкой золота. Она взвизгнула, выставила крестик вперёд и забормотала: «Оставь меня, не ешь!»
От неё ощутимо несло потом, молочными лепёшками и чуть-чуть лакрицей. Я хотела сказать: «Да зачем мне есть тебя?», но не смогла, лишь просипела что-то.
Она умоляюще смотрела на меня, неожиданно испуганная, жалкая. В расширенных её зрачках я увидела... себя. Злобное чудовище с жёлтыми глазами... оборотень, самый что-ни есть настоящий.
Я как стояла, так тут же и села. Очнувшаяся Изибот, поняв, что есть её не буду, с криком умчалась. Через мгновение стало тихо-тихо. Девки все убрались, оставив меня с фактом, который я никак не хотела принимать.
Да какая из меня нечисть?!
- Я же Ариана! - хотелось мне крикнуть им вслед, - я с вами росла с рождения. В церковь ходила чаще каждой из вас.
Я же... красивее, послушнее. Папина гордость, мамина радость. Каждый в селе улыбается мне и одобрительно кивает.
Я не заслужила это, слышишь, святой Отец?!
От злости и ужаса я топнула по земле. Острые кривые когти прочертили борозду. Лапы были покрыты густой светлой шерстью. О Господи, какая я волосатая!
Поплакать мне не дали. От села шла большая толпа с кольями и вилами. Я видела их, чуяла запах тел, горящих факелов, слышала громкие, возмущённые крики. От них несло страхом, злостью, готовностью убить меня, растоптать, разорвать на мелкие кусочки.
Это были какие-то другие люди, таких я не помнила. Не может священник, который утешал в детстве, быть фанатиком, призывающего вырезать мне сердце. Не может тётушка Лизбет, постоянно угощавшая пирогами, предлагать бить мне в глаз.