…ябеда, ябеда, кислая капуста!
— Вы, товарищ полковник, и сами видите, что налицо явное недоразумение. Ничего страшного, оформите как боевую учёбу…
На круглом полковничьем лице обозначилось тяжкое раздумье.
— Кстати, Артур Рустамович хотел вам звонить. Псих к нему ворвался — сосед контуженный. Коньяку требовал. А когда Артур Рустамович отказал, бензином себя облил. Представляете? Схватил спички… Артур, знаете ли, очень желал бы психа этого прибрать и… э-э-э… оформить куда-нибудь. Я ничего не перепутал, товарищ депутат?
Возле подъехавшего микроавтобуса выстроилась очередная мебельная выставка. Три шифоньера — один другого краше. Тот, что повыше, припустил грузной трусцой, но Шамилева длань остановила искренний порыв.
— При ребятах не хочу. — вздохнул Шамиль. Вопрос у меня к вам, Сан Петрович.
Клюка ударила в пыльную землю:
— Только не спрашивайте, как я этого бойца одолел. Сам не понимаю.
Чисоев-старший удивлённо моргнул:
— А что такого? Грамотно палкой ткнули. Дуриком подставился — дуриком согнулся. О другом речь, Сан Петрович. Всё вы сделали, что обещали. Спасибо! Сейчас скомандую, чтобы домой вас отвезли…
Умолк, ковырнул туфлей пыль. Наверное, думал: ловко ли будет денег предложить. Услуги нынче платные, тем паче эксклюзивные, с цитатами из Корана.
— Всю нужную медицину я с собой захватил, — Александр Петрович запрокинул голову. Небесные бездны молчали с отменным равнодушием. — Чисоев, я в твоём полном распоряжении. Мне бы только часа полтора полежать — после лекарств. Такая вот я старая кляча…
— Э-э! Почему кляча? Совсем не кляча! Полежать — не вопрос. Тут, в трёх километрах, дом отдыха. Снимем этаж, отдохнём. Отдохнём — делами займёмся. С вами, учитель, мне спокойнее. Быстрее думаю, правильно решаю…
— «С песней шагает простой человек. Сталин и Мао слушают нас, — с выражением продекламировал старик. — Москва — Пекин, Москва — Пекин! Идут, идут вперёд народы…» Чисоев, я же просил не разводить культ личности на пустом месте!..
17:53
…прыгай, обезьянка!
На этот раз хлебное поле раскинулось далеко внизу — жёлтое пятно в обрамлении зелёных потёков. Ни просёлка, ни наглеца в кепке с козырьком.
Высота!
Спускаться было ни к чему. В тёплой податливой синеве думалось спокойнее. Мелочи сгинули, всё нужное приобрело истинный масштаб — даже собственные ошибки.
Наглеца не стоило ни пугать, ни уговаривать. Опасно! Сотворённые по Образу и Подобию начинают мнить себя равными, мериться ростом. Даже этот, с двумя инфарктами. Камешек, понимаешь, при горе! Видел бы он эту Гору!
Горизонт потемнел, взялся серой пеленой. Воздух колыхнулся, затвердел, ударил грозным ветром.
Гордецы! Возомнили о себе, приматы!
Ветер стал вихрем, закрутился воронкой. Потянулся жадным хоботом к далёкой земле.
…Я забуду вас вовсе и оставлю вас, и город сей, который Я дал вам и отцам вашим, отвергну от лица Моего! И положу на вас поношение вечное и бесславие вечное…
Но гнев уже стих. Слишком малы, слишком мелки образы-подобия. И гордыня их — не больше горчичного зерна. Главное же — предсказуемы до последнего знака. Не надо за ниточки дёргать, сами побегут, сами всё сделают.
И ты, гордец в синей кепке!
Прыгай, обезьянка!
20:57
…мне бы ваши проблемы…
— На город сей обрушится кара, — задумчиво сказал Александр Петрович, прихлёбывая кофе. — Несправедливостью он переполнен… Насколько я помню, это из Иеремии. Вопрос: почему я это помню?
Чисоев-старший поставил невесомую чашку на блюдце.
Вздохнул:
— Эх! Мне бы ваши проблемы, Сан Петрович!
— Проблемы?
Учитель поглядел в окошко. Темнеет! Долгонько же он спал. И не разбудили, хотя просил. Немудрено, что снилась какая-то околёсица.
— Выкладывай, Шамиль!
— Э-э-э…
Бывший ученик потёр лоб, словно решая в уме трудную задачку.
— С чего бы?.. А! Не голова, карусель с конями. Виктория на борту, скоро взлетят. Кличевский вылет задержал: анализ ждал, результат, да. Дождался. Сказал: состояние стабильное. Как в Бен-Гурионе сядут, позвонят. Лившиц ждёт, на цырлах ходит… Это не новость, это, считай, но плану. Да, Ксению нашли с Володькой!
— Дочь Артура? — обрадовался Александр Петрович.
— Ага! Только не нашли, сама приехала. В больницу. Где мама, говорит? Увидеть хочу, поцеловать хочу. Хорошо, что увезли её, бедную Вику. А вдруг бы глаза открыла? Ксюха, дура еловая, голову обрила, брови сбрила… Хорошо, ресницы оставила.