«Нашему сыну Алику полтора года. Если мы уедем на два-три месяца, его возьмёт к себе бабушка. Мы ещё не знаем, какая. Обе бабушки просто дерутся за внука. Третья фотография — его…»
Что тебя смутило, Шамиль? — Александр Петрович отложил бумагу в сторону. — В суд не подают, денег не требуют. Твой брат сам разберётся.
— Не разберётся. Сан Петрович! — простонал Чисоев-старший. — 1988 год, Днепропетровск, Кубок профсоюзов. Второе место — Чисоев Артугр. Первое — наша олимпийская надежда Чисоев Александр. Ваш, значит, тёзка. Алик, понимаешь!..
— Кто? — ахнул старик.
— Сан Петрович, дорогой… Скажите, это заразное? Я что, от брата вирус подхватил?!
В глазах Шамиля плескался ужас:
— Ленинская национальная политика, да? Все нации, конечно, равны, но почему за сборную Украинской Советской республики выступает какой-то подозрительный Шамиль? Зачем — Шамиль? Сегодня Шамиль, завтра кто? Абрам? Нет, комсомолец Чисоев, мы мировой империализм дразнить не будем. Александр Чисоев — разве плохо? Искандер Зулькарнайн, покоривший оба рога Земли! Молодой, красивый, горячий! И с девушками удобно, да? Приехал в гостиницу на улице Карла Маркса, горничной подмигнул, фотографию подписал: «Люблю тебя вечно! А. Чисоев». А потом… Алик? Какой такой Алик? Шамиль Рустамович, тут мимо Алик не пробегал? Вай, пробегал — внук мой, через двадцать пять лет…
Сел верхом на жалобно скрипнувший стул и подытожил:
— Жена узнает — убьёт!
23:06
…доставил на объект двух баранов…
…Ночь, улица, фонарь, аптека. Считай, по классику, только вместо аптеки заброшенный сельмаг. Двери забиты крест-накрест, и не досками, а ржавым железом. Зато крыльцо с фонарём в комплекте. Чем не место для полевого штаба? Даже мебель завезли.
— Куртку бы нормальную надели, Александр Петрович, — наставительно посоветовал многоуважаемый шкаф. — Прозябнете, а? Ваш-то куртячок дохлый…
Шкаф был солиден, седат и хмур. С таким не поспоришь — взглядом в землю впечатает. Предлагаемая же новая куртка была всем хороша: камуфляж с меховым воротником и сотней карманов. Учитель представил себя в подобном облачении…
— Обойдусь, — он зябко передёрнул плечами. — Я лучше чаю.
Шкаф шевельнул подбородком. Мебель помоложе, вынырнув из темноты, зашустрила, кинулась к термосу.
— …Не понял, повторите! Ага, зафиксировал.
Пауза.
— А номер? Вас понял, отбой!
Справа от крыльца обосновался блок связи, тоже шкаф, но размерами скромнее. В каждом кармане — по телефону, ноутбук у ноги, писклявая и мигающая мелочь при поясе.
— На объект проследовал грузовой автомобиль, — сообщил он голосом синоптика из телевизора. — Доставил двух баранов. Отбыл.
— Б-баранов? — гоготнул главный шкаф. — Так и сказали?
Мебель отозвалась бодрым хихиканьем.
— Настоящих баранов, — уточнил блок связи. — Которые для шашлыка.
Хихиканье сменилось завистливым вздохом. Александр Петрович хлебнул чаю и мысленно сделал очередную зарубку. Час назад на «объект» проследовала машина с городскими номерами. «Блок связи», перезвонив куда надо, уточнил: автомобиль записан на служащего ритуальной конторы «Факел», род занятий — каменотёс. Не иначе, каменный нож привезли. Итак, что мы имеем? Минус Коля, плюс нож, плюс бараны. Неужели Артур одумался? Бараны у жертвенника — всё-таки не труп с перерезанным горлом.
Не факт, не факт…
«Исаак, не зная, кого отец должен был принести в жертву, спросил его: „Отец мой!.. Вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?“» Вот ведь беда! Лезет и лезет в голову! Откуда? Библию в последний раз открывал хорошо если в прошлом году. Но ведь помню! Бытие, глава 22…
«Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца…»
Чай горчил. Бывший классный руководитель посетовал на собственную мягкотелость, вырвавшую его из привычного, устоявшегося бытия, из тихого мира лекарств, воспоминаний и приглушённой боли. Там, куда он попал, на людей наставляют оружие, обливают себя бензином, спорят с самим Творцом.
А ведь день ещё не кончился!
Зло хмыкнув, Александр Петрович поднёс руку к призраку — давно истлевшей синей кепке с длинным козырьком, сдвинул её на ухо. Дрожишь, скелет? Ты ещё не так задрожишь, когда узнаешь, куда я тебя поведу!
— Чай да чай! — ни к кому не обращаясь, вздохнул многоуважаемый шкаф. — Ешь вода, пей вода, шея наедай, да… По коньячку, Александр Петрович? А? У меня фляга в заначке…