Что именно, остаётся загадкой. Гром рассыпается мелким кашлем:
— ЭЙ! ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? ЗНАЕШЬ, НЕ СЛИШКОМ ВЕЖЛИВО С ТВОЕЙ СТОРОНЫ…
— Сан Петрович! — подросток с удивлением запрокидывает голову. — Там, наверху! Гроза, что ли?
— НЕ ХОЧЕШЬ ПУГАТЬ ДЕТЕЙ, ТАК ХОТЬ РУКОЙ ПОМАШИ…
Парень ловит зрачками густую синеву:
— Слышу, Шамиль. Наверное, самолёт. Звуковой барьер переходит… Перегрузки, жуткое дело!
Он срывает с головы кепку, машет, рассекая горячий воздух:
— Счастливого полёта!
Хлопает спутника по плечу:
— Трудная у него служба. Иногда задумаешься, и оторопь берёт. В небе ещё ничего, а как вниз поглядишь!..
— Эй! Ты меня слышишь?
Александр Петрович не слишком надеялся на ответ. Сон есть сон, здесь свои законы. Улыбался, глядел сверху, из синей бездны небес — на хлебное поле. С высоты прожитых лет — на себя давнего, молодого разлива. Это свойственно возрасту: разговаривать с самим собой. Иные считают такое мудростью. Иные — маразмом.
— Знаешь, не слишком вежливо с твоей стороны…
И с моей, решил он, тоже. Прыгай, обезьянка! Сколько раз Александр Петрович повторял в мыслях эти слова, глядя на школьников, разыгравшихся к концу большой перемены.
Без насмешки, без желания обидеть — от всей души завидуя умению прыгать, забыв о контрольной по географии, о том, что Волга впадает в Каспийское море, и скачи теннисным мячиком или лежи пластом, а впадает, и баста.
— Не хочешь пугать детей, так хоть рукой помаши!
В ответ кепка рассекла звенящий зной:
— Счастливого полёта!
Спасибо, подумал старик. И тебе, приятель, скатертью дорога. Смеясь. Александр Петрович отвернулся от земли, от спелой, сыплющей зерном нивы. Запрокинул голову, глядя вверх, выше неба. Над синей бездной, где он, не смущаясь годами и сединами, плыл, как мальчишка — в сельском пруду, вставал могучий купол. Округлая твердь из металла. В полировке, словно в оконном, залитом дождём стекле, сквозила тень: кажется, город.
Кажется, золотой.
— Трудная служба, — сказал старик. — Очень. Понимаю, чего там. Извини, если что не так. Дети выросли…
Иллюстрации Александр Ремизов