Пол Андерсон
Право первородства
Такси, пробившись в просвет между машинами, село на крышу Воздушного перекрестка. Эмиль Далмэди расплатился и вышел. Когда такси удалилось, он внезапно почувствовал себя очень одиноким. Вокруг в теплой и глубокой синеве летних сумерек благоухал парк; звуки Объединенного Чикаго с этой высоты были шепотом далекого океана; дома-башни и воздушные дороги между ними — лесом, по которому пролетали светлячки — аэрокары, а там, внизу, — словно Земля стала прозрачной насквозь — фантастические скопления звезд-фонарей вспыхивали и гасли в необозримой дали. Только массивный особняк, высившийся впереди на крыше, казался холмом, где устроил свою берлогу медведь-гризли.
Далмэди расправил плечи. Держись, сказал он себе. Он же тебя не съест. Ярость вновь овладела им — ты и сам можешь его съесть. Он резко двинулся вперед: коренастая, крепко сбитая фигура, обтянутая синим костюмом на молниях, крупные черты лица и высокие скулы, вздернутый нос, серые глаза и слегка откинутые назад темно-рыжие волосы.
Но как бы он не ожесточал себя, ясно было одно — он не готов был к встрече с одним из торговых королей Галасоциотехнической Лиги, да еще в его собственном доме. И когда Далмэди встретил настоящий дворецкий и он пересек пространство невероятно длинного ковра, протянувшегося до противоположной стены роскошной гостиной, обставленной с нарочитой небрежностью, и оказался лицом к лицу с Николасом ван Рийном, горло его перехватило и ладони вспотели.
— Добрый вечер, — прорычал хозяин. — Прошу. — Его массивное тело не оторвалось от кресла.
Далмэди не возражал. Не только вес, но и собственный рост словно сделали его лилипутом.
Ван Рийн махнул рукой в сторону стоявшего напротив стула; другая рука сжимала литровую кружку с пивом.
— Садитесь. Расслабьтесь. Вы, похоже, дрожите, как бланманже перед стрелковым взводом. Что вы пьете, курите, жуете, нюхаете или еще что там делаете, чтобы отвлечься?
Далмэди опустился на краешек стула. Лицо ван Рийна с большим крючковатым носом, множеством подбородков, усами и козлиной бородкой, обрамленное темными локонами до плеч, скривилось в усмешке. Маленькие черные глазки под нависшими бровями сверкнули на посетителя.
— Расслабьтесь, — настойчиво повторил он. — Пропустите чего-нибудь для принятия формы. Конечно, удовольствия от этого меньше, чем от объятий прелестной девушки, но и меньше изнуряет, а? Думаю, стаканчик джина со льдом пойдет вам на пользу. — Он хлопнул в ладоши.
— Сэр, — начал Далмэди, и от напряжения голос его прозвучал резко, — я не хотел бы показаться неблагодарным, но…
— Но вы явились на Землю, изрыгая огонь и камни, как бык, преследующий корову, прошли сквозь шесть эшелонов самых твердокаменных в компании секретарей и служащих, которые слова лишнего не скажут. Вы требовали показать вам ту глиняную башку — чья бы она ни была, — что додумалась уволить вас после всех ваших свершений. Никому ничего не удалось объяснить. Беда в том, что они никак не думали, что вы не знаете простых вещей, которые сами собой разумеются. Так что понятно, их слова звучали для вас, как топот вспугнутой дичи, и вы ураганом отлетали от одних и налетали на других.
Ван Рийн предложил сигару из золотого ящичка, о происхождении которого Далмэди мог сказать только то, что он сделан не людьми. Молодой человек покачал головой. Торговец выбрал себе сигару, откусил кончик, ловко выплюнул его в мусороприемник, прикурил и с удовольствием затянулся.
— Итак, — продолжал он, — кто-то разобрался с вами, в конце концов, тогда только я узнал о вас и назначил эту встречу. Мне надо было поговорить с вами в любом случае. Теперь я сделаю все ясным и прозрачным, как индийское масло.
Его радушие было почти столь же безграничным, как и ярость, если только легенды о нем были правдой. А ведь он мог бы обрушить на меня громы и молнии, подумал Далмэди и, цепляясь за свое возмущение, ответил:
— Сэр, если ваша компания недовольна моим поведением на Сулеймене, можно было хотя бы объяснить почему, а не ограничиваться кратким извещением, что меня заменяют и я должен представить отчет в штаб. Если вы не можете доказать, что я плохо работал, я не приму понижения в должности. Это для меня вопрос чести, а не служебного положения. Подумают, каким образом я ушел отсюда. Я подам в отставку. И… в Лиге есть множество компаний, которые с радостью примут меня.
— Верно-верно, хотя я поставил столько свечей святому Дисмасу. — Ван Рийн окутал Далмэди облаком дыма. — Они всегда стараются перехватить моих сотрудников, которые еще не давали присяги, — будто воры. А я, бедный, старый, одинокий толстяк все делаю, чтобы не перехватили мой персонал, который разбросан по стольким мирам, — даже при современной компьютерной технологии мозги мои плавятся от переутомления, а среди помощников очень мало таких, у кого мозги работают без скрипа, так что приходится заманивать хороших работников откуда-то еще. — Он отпил большой глоток пива. — Фу.
— Полагаю, вы читали мой отчет, сэр, — разыграл свой гамбит Далмэди.
— Сегодня. Так много информации приходит через столько световых лет — как может эта усталая старая башка вместить все, чтобы эта информация не полезла из ушей? Позвольте мне для пущей уверенности заглянуть в свой тессеракт. Это значит — хо, хо! — сразу в четырех измерениях.
Ван Рийн поглубже вдавился в кресло, соединил кончики волосатых пальцев и закрыл глаза. Появился дворецкий с огромным шипящим и дымящимся кубком. Если это значит немного выпить… — подумал Далмэди. Помрачнев, он сделал над собой усилие, чтобы усидеть на месте, и отпил маленький глоток.
— Теперь приступим к делу. — Сигара покачивалась в такт словам. — Эта звезда, которую ее открыватель назвал Османом, лежит по ту сторону Антареса, в дальнем углу нынешней сферы влияния Лиги. Одна планета обитаема, люди называют ее Сулейменом. Она юпитерианского типа; основа жизни — водород, аммиак, метан; туземцы примитивны, но дружелюбны. На самом большом континенте есть растение, которое у нас называется… хм-м-м… голубые флажки, туземцы его употребляют как приправу и тоник. Анализ показал сложную смесь химических элементов — соответствует некоторым нашим гормонам с синергическим эффектом. Для кислорододышащих не годится, но каким-нибудь водорододышащим продавать можно.
Итак, мы нашли очень мало рынков сбыта — по крайней мере там, где нам могут предложить взамен что-нибудь подходящее. Надо иметь особую биохимию, чтобы голубые флажки пошли вам на пользу. Итак, синтез обошелся бы нам дороже, считая основные капиталовложения и доставку грузов из центральных химических лабораторий, чем прямой сбор урожая туземцами на Сулеймене, оплаченный промышленными товарами. Рассмотрев все это, можно увидеть, что прибыль тут небольшая. Даже крошечная — операция в целом чертовски близка к пределу, — но пока все идет спокойно, почему не пустить в оборот несколько честных кредитов?
И все шло спокойно, и весьма долгие годы. Туземцы прекрасно выполняли работу, доставляя голубые флажки на склад. Внешний торговый флот был на том участке Млечных дорог, где мы не вкладывали капитал в собственные корабли, и мы заключили контракт с грузовыми линиями о регулярном заходе судов. О да, время от времени случались неприятности — неурожай, бандиты захватили караван, местные правители запрашивали чрезмерную плату — обычные вещи, которые всякий компетентный посредник может уладить на месте, не докладывая об этом каждый раз и не докучая мне.
А потом… Ахмед, еще пива!.. настоящий провал. Лучший рынок сбыта голубых флажков — на планете под названием Бабур. Ее звезда, Могол, находится в том же районе, около тридцати световых лет от Османа. Ее самая развитая страна на протяжении десятилетий имела дело с Технической цивилизацией. Стремясь к прогрессу, они заинтересовались робототехникой и, в конце концов, набрали достаточно межпланетной валюты, чтобы заказать строительство нескольких кораблей с гипердвигателями и подготовить экипаж. Теперь Федерация Солнечной системы и другие власти стали обходиться с ними немного повежливей. Бластерная пушка и ядерные ракеты определенно улучшают манеры, черт возьми! Они — еще мелкие сошки, но честолюбивы. И для них, с их большими внутренними потребностями, голубые флажки — это не пустяк. — Ван Рийн подался вперед, измяв свое вышитое одеяние, в которое облечено было его брюхо. — Вы хотите знать, зачем я говорю вам то, что вы и так знаете, а? — спросил он. — Когда мне нужен точный отчет о положении, особенно в таком малоизвестном мире, как Сулеймен, я не могу штудировать все отчеты, поступившие за десятки лет. Прочитанные сведения для меня абстракция. Я сверяю с вами, человеком оттуда, дала ли мне машина все, что важно для нашей беседы. До сих пор я был точен?