Никто не оценит. Какая жаль!
Мерзкая Вандербильдиха Зуева как-то разразилась хохотом, услышав от Лики эту самую «Какую жаль». Сучка высокообразованная! Можно подумать, что Лика не знала, как правильно говорить. Совсем фишку не рубит! И Леша такой же отсталый, не понимает, что молодежь мыслит совершенно по-другому, говорит иначе, да и, вообще, отличается более живым воображением и манерой общения. Зуева небось считала Лику полной идиоткой, даже не подозревая, насколько она умна.
Впрочем, это даже к лучшему. Выставлять ум хорошо по телевизору, в каком-нибудь интеллектуальном шоу, когда на табло вспыхивает пять вариантов ответа, а на кону стоят десять миллионов рублей. Ответишь неправильно, и деньги летят в мусорную яму.
Пострадав для проформы еще пару минут, Лика встала, тщательно оглядела свое лицо в зеркале, вынула айфон и сделала несколько снимков, а затем, снабдив их трогательной подписью «Печалька», выложила в Инстаграме. А что? Пусть знают, как она переживает. Сейчас все френды увидят обновление статуса, а потом в Твиттере посыплется град вопросов, что с ней и почему она так грустна? Можно ответить что-нибудь соответствующее моменту, вроде «Мой любимый уехал, я тоскую» и снабдить это каким-либо стишком, скачанным из Интернета.
Леша вообще не хотел демонстрировать их личную жизнь, отворачивался, когда она пыталась запечатлеть их вместе, оттого почти на всех фото, где ей удавалось снять их вдвоем, у Тарасова было злое и перекошенное лицо. Френды над его нежеланием фотографироваться подхихикивали, комментируя снимки, и прозрачно намекали, что Алексей со своей набыченной физиономией похож на раненого бульдога.
По большому счету, Тарасов ей даже не особенно нравился. Слишком уж он был скучным, правильным и суровым, никогда не поддерживал ее планов, а если и снисходил до них, то всегда с таким кислым видом, словно лимонов наелся. Развлечений не признавал, на Мальдивы свозил лишь раз, да и то десять дней пролежал на пляже кверху животом, сытый и ленивый, словно тюлень. И вообще поездкам предпочитал дачу друзей, шашлыки, рыбалку и пиво — тот немудреный крестьянский запас удовольствий, который Лика презирала всей душой.
Ей хотелось другого. Прелестей международных перелетов, беспошлинных товаров дьюти-фри, пальм и солнца, особенно солнца, такого долгожданного в их стране, где зима длится почти девять месяцев. Ну или почти девять, потому что какая это весна, если снег, бывает, не сходит до мая, а в октябре ложится на землю уже до весны. Будь ее воля, она заставила бы Тарасова приобрести виллу в солнечной Италии и летала бы туда при каждом удобном случае.
На виллу ему бы хватило. И чего Алексей ютится в квартире, когда может позволить себе коттедж? Не понять этих богатеев с их причудами и закидонами. Какой ей прок от его работы, если полученная прибыль не тратится на нее любимую, а приумножается вкладами в дело, в скучные биржевые операции и прочую финансовую муру, в которой Лика совершенно не разбирается?
Она терпела только потому, что Алексей более-менее обеспечивал ей ту жизнь, к которой Лика стремилась. К тому же требовательная красавица очень надеялась, что, приобретя официальный статус мадам Тарасовой, получит то, чего ей так недоставало: деньги и право голоса. И вот тогда весь мир падет к ее ногам. Что до Алексея с его скучной работой и такими же скучными друзьями, то пусть он делает, что хочет. На долю Лики удовольствий хватит.
Стоило ей подумать об удовольствиях, как телефон призывно зачирикал, замигал панелью. Услышав мелодию, Лика радостно улыбнулась, схватила трубку и произнесла томным голосом:
— Привет! А я только собиралась позвонить.
— Ну что, уехал Алексис? — хихикнул голос из динамика.
— Да, — фыркнула Лика. — С бывшей своей, как всегда. Скорбеть и плакать. Дурдом «Солнышко», не иначе.
Голос вздохнул.
— И как ты это терпишь?
— Из последних сил, — рассмеялась Лика. — Хотя, не будь тебя, я бы давно сорвалась и высказала все, что думаю и о нем, и об этой хреновой монашке.
— Встретимся сегодня?
— Конечно.
— Как обычно, у тебя?
— Естественно, — фыркнула Лика. — У тебя-то, как всегда, полон дом. А мне не хочется спешки. До вечера его точно не будет, так что мы можем себе позволить не париться.
— Тогда я выезжаю, — обрадовался голос, а потом добавил с ядовитым смешком: — Бедный Алексис, бедный-бедный лошара Алексис!