— Давно. Последнее письмо датируется сентябрем. А, вот еще… Но это не письмо, а посылка. Да, точно, я помню, как включал его в список выходящих за пределы части. Но это тоже давно было, в октябре.
— Посылка? — заинтересовался Волин. — А где ее вскрывали? Здесь или на почте?
— Здесь, конечно. Они с дежурным ходили, тем еще жучарой… В смысле, при нем лучше было не вскрывать, как пить дать, переполовинил бы. Тем более что Лыткин тогда еще «душара» был…
— Список полученного есть?
— Не, — помотал головой парень. — Мы это не фиксируем.
— А посылки вскрывают в присутствии офицера?
— Да когда как, — ответил солдатик. — Если офицер на месте, то при нем, ну а если нету, значит, сами по себе.
— Тогда как было?
Писарь наморщил лоб, сдвинул на лоб форменную шапку и, почесав от усердия затылок, закатил глаза кверху.
— Вообще, если я правильно помню, посылку тогда тут вскрывали, на моих глазах. Да, точно, старшина проверял… Позвать?
— Зови, — хмуро приказал Волин и поглядел в окно.
Поясницу ломило, и спать хотелось невыносимо, верный признак повысившегося давления. Значит, скоро погода испортится. Организм всегда так реагировал на резкие перепады температуры или снегопад, что в феврале было делом привычным. Не сбеги из части этот урод Лыткин, Волин сейчас заперся бы в своем кабинете и продремал до обеда, а потом с чистой совестью пошел бы в служебную квартиру, наказав дежурному отвечать «Товарищ майор где-то на территории», завалился бы на диван и остаток дня пялился бы в телевизор.
До сегодняшнего происшествия делать особо было нечего, разве что план выполнять по поимке «расхитителей социалистической собственности», как говаривал незабвенный комик. А когда план выполнялся плохо, на склады отправлялись провокаторы с вкрадчивыми голосами, упрашивающие кладовщиков продать им камуфляж, топливо и продукты. Кладовщики, наученные опытом, на крючок ловились редко, разве что молодые и необстрелянные желторотики, и провокаторам приходилось идти дальше, выискивая продавцов стройматериалов и цветного металла. Рано или поздно нарушители находились. Что делать? Солдат всегда голоден и за бутерброд с удовольствием продаст все, что плохо лежит, включая Родину.
В канцелярию в сопровождении писаря вошел старшина, кряжистый мужик с красным лицом алкоголика, явно с похмелья, бросающий на своего подчиненного злобные взгляды, но Волин не обратил на это никакого внимания.
— Вы посылку Лыткина вскрывали? — спросил он.
Старшина скривился, точно у него болел зуб.
— Вроде бы…
— Так вроде бы или вскрывали?
— Ну, вскрывал. Так это когда было!
— Что ему прислали?
Старшина, как недавно писарь, почесал затылок, а потом раздраженно пожал плечами:
— Да не помню я. Наверное, ничего такого. Водки точно не было, иначе я бы отобрал и запомнил это… Вадька, что в посылке лежало?
— Жратва какая-то точно, — ответил писарь. — Кажется, еще носки шерстяные, сигареты… Но, действительно, ничего такого… А, мобильник был.
— Точно?
— Так точно, был. У него в учебке старый мобильник тиснули, ну, мать новый и прислала.
— Номер знаешь?
— Нет, но могу спросить. Кто-то из пацанов звонил по его сотовому, так что наверняка помнят.
— Давай, пулей! — гаркнул особист, и писаря тут же вымело за дверь.
Старшина недоверчиво посмотрел на Волина, а потом, нервно кашлянув, спросил:
— Что, пока никаких следов?
— Да где там… В поселке вашего бегуна не видели, на станции тоже. Может, прячется где-то на дачах или добрался до трассы и уехал на попутке.
— Кто бы его подобрал среди ночи?
— Кто угодно. У него четыре рожка с патронами. Остановил любую машину и укатил. А потом еще водителя грохнул. У него права были?
— Не знаю, — нервно ответил старшина. — Надо у Вадьки спросить. У него все записано.
— Ты, блин, старшина или хрен с горы, а? — не сдержался Волин. — Что ты вообще знаешь? У тебя солдат сбежал с полным боекомплектом, и, похоже, вся рота на писаре держится, а ты стоишь тут, яйца чешешь… Какого хрена этот Лыткин деру дал вообще? Что он представлял из себя? Ты хоть это знаешь?
— Да ничего он из себя не представлял! — заорал старшина. — Обычный парень. Такой же, как все! У меня их вон, сто пятьдесят человек, и каждые полгода новые. Мне всем в душу заглянуть?
— Хорошо бы. Потому что завтра этот обычный парень в прохожих начнет палить, а послезавтра ты без погон останешься, а то и под суд пойдешь.