— Ну, есть… А шо?
— Это граф Аурон Утерс. Хочу задать пару вопро-…
— Гра-… Хто?! Утерс?! — ошарашенно воскликнули в избе, а через миг там громыхнуло еще раз. На этот раз — погромче. Затем заскрипели петли двери, отгораживающей сени от комнаты, во входную дверь что-то с размаху влетело, и я, отшатнувшись в сторону, еле уклонился от распахивающейся створки.
— Доброй ночи, ваша светлость!!! — склонившись в три погибели, протараторила сухонькая старушка, одетая в видавшие виды нижнюю рубашку и огромные, не по ноге, валенки. — Милости прошу, проходите…
Отказываться я не стал: на улице было весьма морозно, а старушка была не одета. Поэтому прошел внутрь, дождался, пока зайдет Илзе, и плотно прикрыл за собой дверь.
Тем временем хозяйка избы добралась до печи, сдвинула в сторону заслонку и, ткнув в подернутую пеплом алую россыпь углей лучинкой, развернулась ко мне:
— С ума сойти, и вправду Утерс! Ой!!! А чего-эт я стою?! Ща…
Увидев, что старушка, упав на колени, принялась протирать рукавом единственный табурет, я скользнул к ней, подхватил под тоненькие локотки и аккуратно поставил на ноги:
— Скажи, матушка, могу я увидеть мальчика по имени Суор, сына дровосека, погибшего около Запруды?
— А чо-ж нет-то? — удивилась хозяйка избы. — Вона-он, у Марыськи-голоштанной в сенях-эт ночует…
— В сенях? Зимой?! — не поверила Илзе.
— А чо, тама-эт, тепло, да-й тулуп у него… ниче еще… справный…
— Как мне найти избу этой вашей Марыськи? — перебив старушку, рявкнул я.
Поняв, что я гневаюсь, хозяйка избы сорвалась с места и, как была, в одной нижней рубашке, бросилась к выходу:
— Пойдемте со мной, ваш-светлость! Я покажу!!!
Пошел. После того, как заставил одеться. А через пару минут стучался в дверь избы побольше и позажиточнее.
Тут откликнулся не один голос, а сразу три: мальчишеский, из сеней, визгливый женский, явно принадлежащий той самой Голоштанной, и мужской, низкий. Тембром чем-то похожий на голос Воско Иглы.
Не без труда задвинув куда подальше грустные воспоминания, я представился, дождался, пока хозяева откроют дверь, а затем вгляделся в осунувшееся лицо Суора.
За время, прошедшее с нашей первой встречи, он чуточку подрос, раздался в плечах, но при этом похудел. Хотя и тогда не отличался особо плотным сложением. Нос заострился, щеки впали, а шейка стала напоминать цыплячью.
— Кем. Вы. Ему. Приходитесь? — жестом заткнув попытавшихся поздороваться селян и с трудом сдерживая злость на самого себя, спросил я.
— Эта-а… стрыечка[62] я евойная… А Орша, знач-ть, никто…
Я огляделся, увидел потертую дерюгу, постеленную вдоль стены сеней, чем-то набитый мешок, который, скорее всего, должен был изображать подушку, и с хрустом сжал кулаки:
— Собирайся: ты едешь со мной…
Глава 9
Гогнар, сын Алоя
…Прелести Шании дю Клайд, младшей дочери графа Найтира и одной из немногих девственниц, оставшихся в городе, Алвана не впечатлили: равнодушно оглядев ее обнаженное тело, он приподнялся на локте, поковырялся в блюде, выбирая кусок оленины понежнее, а затем нехотя мотнул головой — мол, давай, танцуй, я смотрю.
Столь явное игнорирование полученных инструкций заставило Гогнара поморщиться: знание о слабостях вождя вождей было оружием. И давать его в руки кого бы то ни было явно не стоило!
Конечно же, берза не осталась незамеченной. Однако, слава богам, однобоко: добрая треть шири[63], приглашенных на ужин, развернула плечи и подобралась, а Ирек, сын Корги, явно решивший взять обещанную награду натурой, расплылся в довольной улыбке.
Последовательно вглядевшись лица всех присутствующих и не найдя ни единого признака задумчивости или нездорового оживления, Подкова слегка расслабился и, пригубив вина, повернулся к девушке и удивленно хмыкнул: пунцовая от стыда, дю Клайд не только затравленно смотрела по сторонам, но и думала!!!
«Умничка…» — мысленно усмехнулся он, заметив, что Шания расправила плечи и вскинула подбородок. — «Если ты понравишься Алвану, то будешь согревать одну кошму. Нет — пойдешь по рукам…»
Словно услышав его мысли, девушка тряхнула роскошной рыжей гривой и, дождавшись, пока заиграет музыкам, развела в сторону руки и плавно закружилась перед айнуром[64].
Двигалась девушка великолепно. А ее чувство ритма, пластика, молодость и красота распаляли воображение и вызывали желание. У всех, кроме Алван-берза: вождь вождей смотрел на танец Горящей Свечи с таким равнодушием, как будто перед ним кружилась не юная красавица, а безобразная старуха!