Взгляд ерзида заметался между рукоятями моих мечей. Да так забавно, что я позволил себе улыбнуться. Правда, одними глазами. И вызвал недовольство седовласого. Что, слава богам, никак не сказалось на формулировке заданного им вопроса:
— Я, Дангаз, сын Латрока, шири Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, спрашиваю тебя, лайши: что привело тебя в Круг Последнего Слова?
То, что шири Урешей, именуя себя, опустил название рода, меня слегка удивило. Но не настолько, чтобы помешать ответить на заданный вопрос так, как предписывают их традиции:
— Я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок его величества Вильфорда Бервера по прозвищу Скромный, требую права Голоса!
Седовласый счел меня самозванцем. Однако вместо того, чтобы озвучить свои сомнения, вдруг потребовал доказать, что мои воины являются багатурами!
В первый момент я хотел отказаться. Вернее, заявить, что никакие они не багатуры. Но вдруг заметил тень мстительной радости во взгляде одной из моих личин и разозлился:
— Ты их УЖЕ видишь! Если для вас, ерзидов, знаком багатура является алая подкова на запястье, то для нас, уроженцев Элиреи, им служит черно-желтое сюрко!
Шири обрадовался. Но не тому, что все мои люди — вышеупомянутые багатуры, а тому, что я, ответив так, а не иначе, чем-то ослабил свою позицию:
— Ты хочешь сказать, что каждый, кто носит эту накидку, багатур?
Я кивнул:
— Да, именно так!
И мысленно хмыкнул, увидев, что на лицах практически всех ерзидов заиграли очень нехорошие улыбки.
— Получается, что ты тоже багатур?! — уже не сдерживая радости, спросил седовласый.
Я демонстративно оглядел свое сюрко, а затем удивленно уставился на шири:
— А что, не видно?!
— Что ж… Тогда я, Дангаз, сын Латрока, шири Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, спрашиваю вас, воины севера — готовы ли вы испытать себя в поединке с лучшими сынами рода Уреш и принять предначертанное вашей Судьбой?
Услышав этот вопрос, я мысленно застонал: девять поединков до первой крови, которые по традиции должен был выиграть соискатель права Голоса, в самом худшем случае могли вызвать у ерзидов разве что недовольство. А восемнадцать, половина из которых должна была пройти в Круге Выбора и могла закончиться гибелью их соплеменников — уже ненависть:
— Если я не ошибаюсь, то право Голоса даруется чуть-чуть по-другому… — пытаясь обойтись малой кровью, спросил я. — Ты уверен, что в Круг должны выйти все девять моих воинов?
Увы, шири не оценил моего великодушия, и мне пришлось отправить в Круг Пайка…
…Противника ему выбирали по габаритам — ерзид, спрыгнувший с коня и шагнувший в Круг Выбора, был выше своих сородичей головы на полторы и раза в два шире. В теплом тулупе, надетом поверх кольчуги и всего того, что было под ней, он напоминал медведя, вставшего на задние лапы. Только вот двигался он заметно медленнее хозяина леса. И постоянно шмыгал красным и здорово распухшим носом.
Когда воин сбросил тулуп на снег и сделал первые разминочные движения, Пайк недовольно поморщился и обратился к шири:
— Твой воин болен и еле стоит на ногах. Может, выставишь вместо него кого-нибудь еще?
— Легкий насморк ему не помешает… — буркнул шири, затем вскинул наг головой саблю и торжественно объявил: — Да свершится воля Субэдэ-бали! Ойра!
— Ойра-а-а!!! — слитно рыкнули ерзиды, а уже через миг Пайку пришлось смещаться в сторону, уходя от мощного, но не особенно быстрого удара в горло. Ждать, пока здоровяк продолжит атакующую связку, шевалье не захотел — рубанул ребром левой ладони по предплечью атакующей руки, выбил из нее оружие и, заблокировав попытку ударить кулачным щитом, легонечко коснулся острием меча яремной вены противника.
Ерзид запоздало отшатнулся, затем покраснел и закашлялся. Да так, что чуть было не выхаркал на снег половину легких.
— Бастар действительно болен! — побагровев от злости, зашипел тот самый степняк, который изображал тень шири. — Поэтому я…
Позволять кому бы то ни было вмешиваться в ход поединков я не собирался, поэтому изумленно выгнул бровь и уставился на него:
— Ты? А кто ты, собственно, такой?
Ерзид поперхнулся.
— Голос шири? Эрдэгэ Алван-берза?
— Хагрен, захлопни пасть!!! — рявкнул седовласый, наверняка успевший оценить ту легкость, с которой двигался Пайк.