Увы, образ характера вождя вождей складываться не желал. Скорее всего, потому, что степняки, с которыми я работала, лично с берзом не встречались. Поэтому пересказывали мне самые обычные сплетни: страшную историю о том, что за армией Алвана Дэзири-шо постоянно следует боевой кот самого Субэдэ-бали; слух о том, что бог воинского счастья лично явился в сон к орс-алугу, дабы тот вручил вождю вождей саблю Атгиза Сотрясателя Земли; поверье, что берз отличается невероятной мужской силой, и тому подобную ерунду. В итоге, дважды просмотрев каждый такой разговор, я недовольно поморщилась, вернулась в настоящее, вслушалась в то, что говорит Бервер и… похолодела: личины, с которыми я говорила в ту ночь, сказали ДОСТАТОЧНО, чтобы ПОНЯТЬ! А я слушала, но не слышала!!!
…Последние минуты совета в памяти не сохранились. Дорога в свои покои — тоже: я почти бежала по коридорам, а сама вглядывалась в умиротворенные лица личин и слушала ответы на вопросы. К сожалению, не на те:
«— А что он делал тогда, когда получал право Голоса?
— Брал род под свою руку и вел воинов за собой!
— Как именно это происходило?
— Хм… Не знаю: алуги об этом не рассказывали…
— Странно! Раз Атгиз был величайшим вождем за всю историю вашего народа, значит все, что он делал для объединения Степи, должно было передаваться потомкам не годы, не десятилетия, а сотни лет подряд!
— Должно было… Наверное… Но нам ничего такого не передавали…»
«— Ты сказал, что до появления Атгиза Сотрясателя Земли традиции получать право Голоса в Круге Последнего Слова еще не было. И что вожди, услышав вызов, обычно выставляли против него своих лучших бойцов. Получается, что Атгиз Сотрясатель Земли должен был убивать и вас, ерзидов. Хотя бы иногда!
— Нас он не убивал, так как нес в себе дух Субэдэ-бали, а его Гюрза была продолжением руки!
— Что-то не верится…
— Зря: он считал ерзидов одним народом, поэтому берег жизни своих будущих воинов. И добивался своей цели, не убивая…»
«— Ты уверен, что Алван-берз действительно отпустил того писца?
— Лайши оказался багатуром. А багатуры — соль земли…
— Ты сказал, что лайши в Круг не выходил!
— Он был багатуром по духу. А это — главное…»
Там, в прошлом, я слышала лишь те ответы, которые дарили мне уверенность в том, что Ронни почти не рискует. И радовалась тому, что багатуры вправе сами определять свою судьбу, что в Круге Последнего Слова не убивают и что слово воина, получившего право Голоса, приравнивается к Слову вождя. А ведь личины почти слово в слово говорили одно и то же: все, что связано с Атгизом Сотрясателем Земли, забыто, причем намеренно! А значит, план Ронни — самоубийство чистой воды!
…Скрип петель открывающейся двери резанул по сердцу острым ножом и насильно вернул в настоящее. Не сумев оторвать невидящий взгляд от фрески на потолке, я с трудом разлепила пересохшие губы и холодно приказала служанке оставить меня в покое.
Дверь почему-то не закрылась. А еще через мгновение скрипнула проминающаяся кровать.
Почувствовав тонкий запах женских благовоний и чуть не заплакав из-за того, что это не Ронни, я отрывисто бросила:
— Есть не хочу. Пить — тоже. Чувствую себя нормально…
Кровать скрипнула еще раз, и в поле моего зрения возникло встревоженное лицо королевы Майры:
— Почему ты плачешь?
— Плачу? — удивилась я, провела ладонью по щеке и почувствовала, что она мокрая.
Я вытерла ее рукавом, потом сообразила, что лежу в присутствии королевы и попыталась встать. Не тут-то было — Бервер придавила меня к кровати, буркнула «лежи», а затем устроилась рядом, подложила ладонь под голову и тихонько попросила: — Давай, рассказывай…
Я сглотнула подступивший к горлу комок, закрыла глаза и почувствовала, что по моим щекам покатились слезы. В то же мгновение рука королевы ласково коснулась моих волос, а над самым ухом послышался успокаивающий шепот:
— С ним все будет в порядке! Вот увидишь!
Слезы высохли сами собой. А с враз помертвевших губ сорвалось два коротких слова:
— Не будет…
…Сколько времени я молчала и пялилась в потолок — не знаю. И начало своего монолога — тоже. Зато хорошо запомнила фразу, после которой Майру Бервер затрясло. Видимо, потому, что страх, проснувшийся в королеве, был частью моего: