«Гнев Субэдэ-бали, говоришь?» — мысленно воскликнул я, закрутил саблю Вайзара Водоворотом, коротким и почти незаметным касанием левого клинка перерезал жилы на локтевом сгибе левой руки. А через миг, показав атаку в область, уже не защищаемую падающим на землю кулачным щитом, «выронил» правый меч. И забрав саблю у противника самым обыкновенным кистевым перехватом, легонечко чиркнул ее клинком по его шее…
Глаза ерзида, почувствовавшего это касание, чуть не выпрыгнули из орбит. Потом он отскочил к самой границе Круга, дотронулся до еле заметного надреза, поднес окровавленную руку к лицу и смертельно побледнел.
— Уреш, с которым я дрался до этого, был воином! А этот Вайзар — баба, которая боится царапин! — язвительно заметил я, а сам, не отрывая взгляда, смотрел на стремительно сереющее лицо противника, вслушивался во все усиливающийся ропот и мысленно обдумывал свое будущее поведение.
— Дерись, трус! — рыкнул кто-то из сородичей поединщика. — Ну же!!!
— Могу даже одолжить тебе один из своих клинков! — поддакнул я, смещаясь так, чтобы ерзид мог поднять из снега мой меч, не боясь удара.
Воин пошел пятнами, сделал два шага вперед, затем покачнулся, закатил глаза и тяжело упал на колени.
Удостоверившись, что его состояние никак не может быть следствием полученных ранений, я забросил в ножны левый меч и нехорошо ощерился:
— Тот, кто скажет, что один из нас познал гнев Субэдэ-бали, очень сильно ошибется, ибо Первый Меч Степи не имеет к этой смерти никакого отношения! На самом деле один из тех, кто готовил его к поединку, наплевал на традиции ваших отцов и смазал клинок его сабли быстродействующим ядом. Видимо, для того, чтобы оспорить мое право называться багатуром…
Уреши зароптали. Большинство воинов Карима — тоже. А он сам гневно схватился за меч:
— Ты смеешь обвинять Вайзаров в нарушении традиций?
— А причем тут Вайзары? — «удивился» я и с сочувствием посмотрел на воина, упавшего ничком и забившегося в агонии. — Перед боем с ним говорили только ТЫ, ТВОЙ алуг и пара ТВОИХ телохранителей! Следовательно, один из вас пятерых НЕДОСТОИН НАЗЫВАТЬСЯ ЕРЗИДОМ!
— Ты…
— Я — воин, не побоявшийся заступить дорогу целому термену! — холодно напомнил я. — А ты, обманом вошедший в род Надзиров, прячешься за спинами Вайзаров и позоришь человека, который дал тебе право следовать за своим конем!
— Я вошел в род Алван-берза по праву Выбора!!! — рявкнул делириец.
— Честно говоря, сомневаюсь. Впрочем, почему бы тебе не доказать, что я ошибаюсь? Вот он, Круг! Войди в него еще раз!
— Ойра! — воскликнул Дангаз-шири.
— Ойра!!! — взревел весь его термен и добрых две трети Вайзаров.
— Я…
— Время слов прошло… — ухмыльнулся я. — Пусть говорят клинки!
…В том, что Карим вошел в род Надзиров по праву Выбора, я убедился чуть ли не в первое мгновение боя. Впрочем, чисто теоретически — несмотря на то, что его атакующая связка была исполнена на очень хорошей скорости и изобиловала хитрыми финтами, я остался целым и невредимым. Ему повезло меньше — разорвав дистанцию и развернувшись ко мне лицом, он получил небольшую, но весьма унизительную рану в верхней части правой ягодицы.
— Ты труп… — побледнев от бешенства, прошипел он и снова бросился в атаку.
— Разве? — хмыкнул я, скользнул впритирку с рвущим воздух клинком и вбил локоть в щерящийся рот.
Нижняя челюсть не выдержала. Зубы верхней — тоже. А у их хозяина, ошеломленного в буквальном смысле слова зубодробительным ударом, на несколько мгновений потемнело в глазах.
Добивать его я не стал — разорвал дистанцию, убрал в ножны левый меч и незаметно вытащил из шва сюрко одну из заблаговременно вставленных в него игл.
В следующую атаку Карим уже не бросался, а шел. Очень осторожно и расчетливо: показал удар в колено, затем «поплыл» взглядом, пытаясь уверить меня в том, что на несколько мгновений поддался боли в сломанной челюсти. А когда не преуспел, взорвался хорошо отработанной связкой, чем-то напоминающей «Прогулку по доске».
Первые два удара, выполненные с должной мощью и скоростью, я отвел, третий жестко заблокировал, а от четвертого, направленного мне в горло, ушел шагом вперед-в сторону. После чего пробил, дотянувшись до одной хитрой точки на шее, вогнал в нее иглу на глубину в полтора ногтя.
В принципе, после этого я мог отойти к краю Круга, сесть в сугроб и получать удовольствие: боль, которую испытывал Карим, была почти невыносимой. Мог. Но не сел — выбил в сторону левую ногу Карима, чуть придержал потерявшее равновесие тело и ударом левого кулака сломал одиннадцатое ребро.