— С-с-скотина… — скорее, простонал, чем прорычал Карим и каким-то образом умудрился повернуться ко мне лицом.
Я мило улыбнулся, лениво отвел слабый и чрезвычайно медленный удар в низ живота и, снова скользнув ему за спину, «совершенно случайно» задел витой наконечник иглы.
Острие скользнуло в тело еще на половину ногтя, заставив делирийца выронить клинок и взвыть на всю округу.
— Багатуры не кричат… — презрительно скривившись, буркнул я. Нет, не для него, а для ерзидов, образовывающих Круг. Потом вогнал иглу до упора, обломал наконечник и добавил: — И не плачут. Ни от боли, ни от унижения!
Этих слов Карим уже не услышал, так как сложился пополам, уткнулся лицом в снег и завыл. Впрочем, это меня нисколько не расстроило — убрав в ножны правый меч, я заложил большие пальцы за пояс, повернулся к делирийцу спиной и нашел взглядом алуга:
— Скажи, Рашват, сын Хвара, в этом бою я победил сам или мне помогали наши боги?
Алуг набычился, но промолчал.
— Молчит… — повернувшись к шири, ухмыльнулся я. — А знаешь, почему?
— Знаю… — неожиданно ответил ерзид. — Если он скажет, что ты победил сам, то я признаю твое право на испытание. Если нет, то получится, что он, называющий себя голосом Субэдэ-бали, слаб и бесполезен, так как не в состоянии защитить даже одного воина!
— Правильно… — удовлетворенно кивнул я. — Воина. А не багатура. Ладно, демоны с алугом Вайзаров и его мнением. На чем мы с тобой остановились?
Тысячник усмехнулся в усы, прокашлялся, а затем торжественно объявил:
— Я, Дангаз, сын Латрока, шири Алвана, сына Давтала, Великого берза из рода Надзир, говорю на всю Степь: багатур Аррон Утерз, Клинок Вильфорда-берза, заслужил Право Голоса!
— А как же девять поединков до первой крови? — недовольно поинтересовался алуг.
— Если хочешь, можешь выйти в Круг сам. А я и мои воины видели достаточно, чтобы признать за ним Право Голоса без испытаний…
Глава 26
Шири Дангаз, сын Латрока
…Изменение своего статуса Аррон-алад[83] принял, как должное — не успело затихнуть эхо от троекратного вопля «Ойра!», как он спокойно вышел из Круга Последнего Слова и приказал Вайзарам отпустить его людей.
Воины, охранявшие пленника, не раздумывали ни мгновения. Видимо, понимали, что перечить аладу, признанному самим Субэдэ-бали, Рашват-алуг побоится. Те, кому поручили «беречь» «дар» Вильфорда-берза, оказались чуть менее расторопными, поэтому отъехали от надгезца только после гневного рыка своего ичитая. Ничего удивительного в этом не было — они, как и большая часть ерзидов, волею Субэдэ-бали собравшихся на перекрестке лесных дорог, этого приказа, скорее всего, просто не услышали. Так как во все глаза смотрели на воющего Карима и пытались понять, как боль в сломанной челюсти может превратить воина в кусок пересохшего кизяка.
Дангаз-шири этого тоже не понимал — один из девяти побратимов эрдэгэ, не раз доказывавший свою доблесть, просто не мог так унизиться! Однако унижался: не просто орал, а катался по снегу, то раздирая ногтями собственную шею, то выгибаясь дугой и содрогаясь всем телом, будто в агонии. Впрочем, никакого сочувствия его мучения не вызывали — человек, приказавший своему воину взять в Круг Выбора отравленное оружие, заслуживал и худшей участи.
Жаль, что это понимали не все — после очередного приступа конвульсий, во время которого на губах Карима запузырилась кроваво-красная пена, Хагрен с хрустом сжал кулаки и негромко поинтересовался:
— Может, его добить? Ну, чтобы не мучился…
Дангаз отрицательно помотал головой:
— Даже не думай! Если то, что он испытывает, результат удара, который мы не заметили, то ты оскорбишь Аррон-алада. Если это гнев Субэдэ-бали, то…
Договаривать предложение до конца шири не стал, так как заметил, что лайши поворачивается к нему лицом и набирает в грудь воздух.
— Я, Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок его величества Вильфорда Бервера и алад, признанный Первым Мечом Степи, хочу говорить с вождем твоего рода!
Надгезец был в своем праве, поэтому Дангаз склонил голову в жесте подчинения:
— Я тебя услышал, и девять моих лучших вои-…
Аррон-алад отрицательно помотал головой:
— Извини, что перебиваю, но Элирея и Степь — в состоянии войны, а мнение «девяти твоих лучших воинов» недостаточно весомо даже для Рашват-алуга…