— Откуда?
— Они работали не в полную силу. И наверняка показывали нам только то, что у них умеют даже дети. Значит…
Сообразив, что напрашивающийся вывод можно расценить двояко, сын Ларса замолчал. На всякий случай возложив ладонь на рукоять сабли и воинственно выпятив подбородок. Впрочем, внешняя готовность сразиться с кем угодно не обманула бы даже безусого мальчишку — воин чувствовал, что не в состоянии противостоять ни одному из этих лайши и с ужасом думал о том, что таких может быть много.
Как ни странно, мысль Узума вызвала у Дангаза не злость, а непонимание: глядя на обтирающихся снегом лайши, он пытался понять, почему Дзарев-алад[86], возвращаясь из Высокой Юрты Алван-берза, рассказывал не о багатурах Аррона-алада, а о всякой ерунде вроде подземных ходов, ведущих за стены больших каменных стойбищах, дорогах, на которых невозможно потеряться, и колодцев, не пересыхающих даже самым засушливым летом.
«Во время войны в Лайш-аране мы знали все. Имена самых удачливых шири, количество воинов, которые держат их сабли постоянно, и воинов, которые берут их только на время войны. Тут, в Над-гез, мы не знаем ничего. А ведь Гогнар-эрдэгэ — и сын Субэдэ-бали, и лайши! Значит, он должен знать все не только о Лайш-аране, но и обо всех королевствах поблизости от него! Или не должен?!»
«Должен!» — после короткого раздумья ответил себе Дангаз. — «Иначе какой смысл начинать войну в преддверии зимы, да еще и после двух плохих предзнаменований?»
— Шири! — негромко позвал сын Ларса. — Аррон-алад. Идет. К тебе…
«Итак, если он не знает, то никакой не сын бога. А если знает, но не говорит, значит, преследует какие-то свои цели…» — угрюмо подумал сын Латрока, затем не без труда оторвал взгляд от кучи факелов, заготовленных часовыми в течение ночи, и подобрался: Аррон-алад, успевший не только одеться, но и перемахнуть через плетень, был уже совсем рядом.
— Доброе утро, Дангаз-шири! — радушно улыбнувшись, поздоровался шири.
— Доброе утро! — буркнул Дангаз. — Смотрю, мороз вам не помеха?
— Разве это мороз? — искренне удивился воин. — Зима-то еще толком и не наступила! Опять же, мы сейчас в долине, а вот в горах, скажем, у нас в Вэлше, значительно холоднее…
Представить себе еще более холодный ветер шири был не в состоянии, поэтому ужаснулся. И сдуру поинтересовался:
— И как вы там живете?
Глаза лайши на мгновение потемнели. Однако на тоне его ответа это никак не отразилось:
— Хорошо. Нам нравится…
«Нрави-ЛОСЬ! До тех пор, пока мы не пришли в Над-гез…» — мысленно уточнил Дангаз и натянуто улыбнулся:
— Мда. Вопрос неудачный…
— Ничего страшного, слыхал и не такое… — пожал плечами Аррон-алад. — Кстати, у меня тоже есть вопрос. Столь же неудачный: ты уверен, что хочешь сжечь и эту деревню?
Глава 27
Илзе Утерс, графиня Мэйсс
Шелест ткани, скользящей по натертому полу, я услышала одновременно со скрипом петель. Поэтому прикрывать грудь или открывать глаза не стала. Впрочем, я бы не стала шевелиться даже в том случае, если бы услышала топот сапог — не было ни сил, ни желания.
Подол платья прошелестел через всю купальню, затем я почувствовала, как колыхнулась вода в моей бочке, и услышала недовольный голос Даржины:
— Ты что, с ума сошла?! Вода ж совсем холодная! Простудишься!!!
Сам факт ее появления в моих покоях был чем-то невероятным. А уж искренняя забота в голосе — так вообще: несмотря ни на что, одна из самых сильных Видящих за всю историю рода Нейзер считала меня ребенком. И относилась соответственно. То есть, замечать замечала, но общаться предпочитала с личностями «своего уровня» — королем Вильфордом, графом Логирдом или шевалье Вельсом Рутисом. Само собой, я удивилась. И, ненадолго вынырнув из мутного забытья, попыталась представить причину, побудившую ее явиться в мои покои.
Само собой, задумалась я на втором плане. А на первом — виновато улыбнулась:
— Да мне, вроде, не холодно…
— А губы посинели просто так! — сварливо проворчала Даржина, а затем рыкнула на все Западное Крыло:
— Эй, кто-нибудь!
— Да, леди?
— Пару ведер кипятка! Живо!!!
Заботы со стороны бабки мне чувствовать не приходилось, поэтому я на некоторое время забыла про мысли о Ронни и пристально вгляделась в ее лицо. Безрезультатно — в образе, который держала Даржина, не было ни одного слабого места.
Помучившись минуты полторы-две и не найдя ни единой возможности прочитать ее истинные эмоции, я мысленно обозвала себя дурой, снова закрыла глаза и ушла в прошлое. В тот самый разговор, после которого я пообещала графу Логирду не покидать дворец.