Проверять, увидели его или нет, я не стал: смотрел в лицо приближающегося Алвана и… восхищался. Нет, не им, а Гогнаром Подковой. Человеком, выбиравшим будущего вождя в точном соответствии с требованиями Кузнечика.
«Человек, ведущий за собой, должен выделяться из толпы. И не только харизмой и силой воли, но и красотой. Да-да, именно красотой, ибо некрасивый человек вызывает жалость, а гордиться тем, кого жалеешь, невозможно. Не веришь? Зря! Вон, посмотри сначала на своего отца, а затем на барона Гранжа де Клади и скажи, за кем из них ты бы пошел в бой, не задумываясь ни на мгновение? О том, что граф Логирд умнее и сильнее, ты знаешь только потому, что являешься его сыном. А ты попробуй представить, что видишь их в первый раз. Все равно за отцом? Правильно. А почему? „Вызывает какую-то симпатию и уважение?“ Боги, какой же ты еще ребенок! Ладно, если ты считаешь, что слово „красивый“ к мужчинам не применимо, заменим его на выражение „вызывающий симпатию и уважение…“ И запомним на всю жизнь…»
Да, Алван-берз был красив. Естественно, по-мужски: правильное, чуть скуластое лицо с высоким лбом и твердым подбородком дышало уверенностью в себе, мощная шея, широченные плечи и развитые предплечья создавали ощущение ничем не скрываемой мощи, а в движениях тела чувствовалась великолепная пластика. А еще в нем чувствовалась цельность. Или, говоря словами все того же Кузнечика, вождь вождей ел, когда ел и сражался, когда сражался. Правда, применительно ко мне эта его цельность «работала» не очень приятно: берз гневался. От всей души. И, судя по сузившимся глазам, уже видел меня трупом.
— Что это такое?! — выдохнул Алван, осадив кобылку в шаге от моего коня и показав пальцем на волчий череп.
— Традиционный знак, который положено везти за аладом, собирающимся молвить Последнее Слово… — предельно спокойно ответил я.
— Ты — лайши!!!
— Ага… — согласился я. — А еще багатур и алад, признанный Субэдэ-бали…
В какой-то момент мне показалось, что Алвана хватит удар — его лицо побагровело, а жилы на шее вздулись так, как будто собирались прорвать кожу:
— Что значит «признанный»?! У ерзидов уже есть берз, и этот берз — я!!!
Его рев не произвел на меня никакого впечатления — оглядев его с головы до ног, я равнодушно пожал плечами и поинтересовался:
— Ты — Дзарев, сын Чарса?
— Нет, я Алван, сын Давтала, вождь вождей ерзи-…
— Я приехал не к тебе…
Берза затрясло, как при лихорадке. А правая рука потянулась к рукояти сабли и наполовину вытащила ее из ножен:
— Скажи свое имя, лайши!!!
— Для тех, кто живет в Элирее, я Аурон Утерс, граф Вэлш, Клинок Вильфорда Бервера… — не повышая голоса, ответил я. — Для рода Уреш — Аурон-алад, сын Логирда из рода Утерс, воин, который заслужил право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса…
Алван-берз с силой вогнал саблю обратно в ножны, затем обвел налитыми кровью глазами ближайших Урешей и рявкнул на весь лес:
— Дангаз?!
— Я, берз…
— Кто это такой?!
— Аррон-алад, сын Логирда из рода Утерс. Воин, заслуживший право называться багатуром и нести Последнее Слово Дзареву, сыну Чарса… — почти дословно повторил за мной шири. Правда, сделал это отнюдь не так спокойно, как я.
— Вот оно, значит, как?! — процедил вождь вождей, привстал на стременах и… нехотя сел в седло, услышав негромкий голос одного из своих спутников:
— Он в своем праве, берз! Пусть едет и говорит, а мы подождем…
Я с интересом вгляделся в лицо говорившего, наткнулся взглядом сначала на родинку на правой ноздре, затем на светлую прядь волос, выбившуюся из-под кольчужной бармицы, и внутренне подобрался: судя по всему, передо мной был никто иной, как Гогнар Подкова…
…Не знаю, что Алван-берз услышал в словах своего эрдэгэ, но свой гнев обуздал. И даже радушно улыбнулся — мол, езжай, «алад», и говори. Беседовать с ним мне было пока не о чем, поэтому я пришпорил коня, проехал между злыми, как цепные кобели, назир-ашами и направил коня к повороту дороги, из-за которого доносился стук топоров и многоголосая ругань.
Доехал. Окинул взглядом нескончаемые ряды юрт, выстроившиеся на огромном поле, и мысленно присвистнул — раз лагерь располагался в прямой видимости со стен, значит, с едой и фуражом в армии ерзидов было совсем плохо, и Алван-берз решился на прямой штурм.
Настроение, и без того не особо хорошее, начало стремительно ухудшаться: судя по количеству юрт, в лагере уже собралось не менее пятнадцати тысяч ерзидов. А ведь прибыли еще далеко не все!