* * *
- Хочешь воды, сынок? Солдат кивнул. Говорить он был сейчас не в состоянии. Ободок кружки стучал о зубы, вода стекала по подбородку, увлажняя робу смертников на груди. Он так и не сделал ни глотка - горло свело спазмом. Адвокат (или кто он там?) убрал кружку от его лица. Солдата так и не расковали, даже в камере. - Извини, что так получилось... Я не мог тебя предупредить. Я и сам всех деталей не знал, хотя и должен был... Ведь я, помимо всего прочего, еще и атташе Земли на этой планете. - Атташе - кейс.- пробормотал солдат. Его собеседник вздохнул: - Да, вот такие дела, сынок. И атташе, и член трибунала, и адвокат... Не исключено, что и исповедником твоим мне придется стать, если... - Не надо.- солдат, похоже, сумел перебороть страх. - Не надо никаких "если"... папаша! Не надо утешать меня тем, что не сбудется... Я ведь не ребенок. Я все понимаю. - И что же ты понимаешь? - Атташе кротко смотрел на него. Он, видимо, уже осваивался с ролью исповедника. - Все! Он сглотнул слюну. Впрочем, слюны не было, но словно каой-то ком встал поперек горла, мешая говорить. А сейчас ничего не должно было помешать ему говорить. Пришло время облечь давно уже продуманные мысли в слова. И для чужих, и для своих ушей. - Этот ...В общем, наш "подопечный" - он ведь не был захвачен заврами, так? Да, именно благодаря действиям их отряда, захват и стал возможен - но аварийная капсула, на которой он пытался спастись, оказалась все-таки в пределах досягаемости нашего корабля. И именно им была взята на борт... А отсюда - казус. Проблема межпланетной юрисдикции... Вот. Солдат сперва говорил сбивчиво, но постепенно голос его окреп. Он словно успокаивал сам себя. - Я помню, мы вечером после дежурства обсуждали с ребятами этот вопрос... Тогда завры вроде бы начали давить на нас. Я имею в виду - на землю. Но мы вроде бы им не поддались. Выходит - поддались... - Значит, так ты все это понимаешь... - Значит, так. Вы мне сейчас, конечно, объясните, что понимать все нужно иначе. Но вы ведь не только адвокат, а еще и атташе... кейс! Солдат снова сглотнул пересохшим горлом. - Завры - не надо морщиться, я и сам знаю, что для них это слово все равно, что ругательство, ну так не хвалить же мне их! - так вот, завры лучшие воины в исследованной Вселенной. Самые ценные наши союзники. Или это мы - их созники, а? И вот, значит в угоду им... чтобы не обострять отношения... Чтобы остались мы для них равными братьями, раз уж старшими стать мы не сумели, а младшими - не сможем... Некоторое время двое, сидевшие в камере, молчали. Потом один из них нарушил тишину: - А ты не подумал, как это они, э-э-э... ладно, пусть завры, если тебе так легче - как это они, такие воины - вдруг настолько оплашали в момент побега? Солдат пожал плечами, насколько ему позволяли скованные руки.- Приходило. Ну и что? Плевать мне теперь на это. Не все ли равно - глупость, столбняк или... Он вдруг пружинисто развернулся, забыв об оковах - и тут же рухнул на обитый чем-то мягким пол, потому что такие оковы не позволяют о себе забывать. Но и лежа, продолжал кричать: - Подставили! Ну, конечно - подставили! Чтобы своего, пусть и врага, не судили чужие, пусть и союзники!.. Да им легче три десятка своих положить, чем допустить такое! Солдат со всхлипом втянул воздух. Только сейчас он окончательно сумел поверить в то, что осознал уже давно. И вместе с уверенностью в душу его вновь вошла пустота спокойствия. - А я, значит, компенсация - произнес он, даже пытаясь встать с пола.Они, стало быть не выдают своих на растерзание, а вот мы... Одного выцарапали, так? Ну, а о двоих сразу, наверное, даже вопрос не ставился. Неудобно, нетактично, недипломатично... Тьфу! Откуда-то и слюна взялась. Он сплюнул по-настоящему. Атташе грустно покачал головой: - Боже мой, сынок, ты бы послушал себя со стороны... То, что ты несешь, абсолютно невозможно! - Почешите мне нос! - Солдат не попросил это, а почти приказал. Атташе помедлил, но все эже выполнил просьбу - приказ. - Вот. А теперь лоб.- Солдат криво усмехнулся.- Последнее желание... Не юродствуй. Атташе помолчал немного. Но когда заговорил, в голосе его словно прозвучал колокол: - Любая мораль общества наслаивается на мораль естества. Человек по природе, по существу своему - слабо вооруженное животное, и мораль его слаба. Она рассчитана на схватку голых рук не освоивших даже каменное рубило. А в такой схватке - сильный устанет бить, слабый убежит... - Не обязательно...- солдат снова усмехнулся. Он был крайне удивлен, что это оказалось ему по силам. - Да, не обязательно. Но наши предки не знали, не могли себе позволить гордость, по которой отступление пуще погибели. Не владели они и смертоносными приемами безоружного боя - даже на твоем, не слишком-то высоком уровне, сынок... А свое природное оружие уже успели утратить давно, уще будуси обезьянами. Атташе сделал паузу: видимо, он хотел понять, следить ли собеседник за его речью. Как ни странно, собеседник следил. - А вот те, кто утратил оружие естества - у тех иначе... Волк, побежденный в схватке, поворачивает голову, подставляя противнику место, где сразу под кожей проходит главный кровеносный ствол. Орел - вытягивает шею параллельно земле, словно предлагая клюнуть себя в незащищенное темя. Одно движение - и оборвется жизнь. Но этого не будет. Беспомощность парализует, никто не в силах заставить себя выиграть схватку такой ценой. (Тут солдату вдруг пришло в голову, что атташе, выстраивает свою лекцию по всем правилам ораторского искусства. Как-никак, ведение таких разговоров его основная прфессия... При других обстоятельствах эта мысль могла вызвать улыбку.... Ты бы знал это, будь ты до армии не медиком, а биологом. А еще, возможно, ты знал бы, как ведут себя в схватке за самку, пищу, территрию некоторые пресмыкающиеся. Например, змеи. - З-змеи? - Да, ядовитые змеи. Каждая из которых способна убить своего спарринг-партнера даже не ударом, а легким прикосновением отравленных зубов... которая из-за этого как будто и не способна ни на что другое, не способна на борьбу без убийства! Знаешь, как они сражаються?! Вытянувшись столбиком, насколько позволяет длина тела, борються шеями, а ядоносные морды их не смотрят друг на друга, они отвернуты в сторону, чтобы напрочь исключить угрозу! Ужалить противника - стократ невозможней, чем в себя самого вцепиться... Атташе выдержал минутную паузу: - А что делает в подобных случаях человек? (Память солдата вдруг с неожиданной, внезапной яростью воскресила картинку нестоль уж далекого детства: школьный двор, кольцо "болельщиков" - и он сам, маленький, десятилетний, проигрывающий драку. Руки за спину (вот, как сейчас - но по своей воле, без наручников), и - мягкое, незащищенное лицо вперед: " Ну, давай, бей меня, гад!". Противник, полутора годами старший мальчишка, не удержавшись, слабо, без боли ткнул его кулаком в скулу - и отскочил, сам испугавшись...) Мгновенье эта картинка стояла перед глазами и ее зримая четкость, ясность восприятия - все то, что бывает только в детстве - на миг сделали будто нереальными обитые мягким пластиком стены, тюремную койку, смертную робу, влажную от пота и пролившейся воды... Потом все вернулось. Но солдат понял. - Если тебя ударят по левой щеке, подставь правую...- процитировал он. - Правую все-таки лучше не подставлять, сынок: в отличие от волка или орла, человек может и ударить. Даже скорее всего - ударить... Атташе уставился в пол. На сей раз это, видимо, не была рассчитанная пауза. Несколько секунд он явно вспоминал что-то свое; затем продолжил: - Но в природе тоже бывает всякое... и не только хорошее. Как ты думаешь, что произойдет, если в бою сойдутся равные по силам волк и орел (положим, что такое возможно)? Если один из них вдруг решит признать свое поражение - поймут ли они друг друга, не вонзится ли клюв в подставленную шею, не ударять ли зубы по подставленному темени? А если это звери из разных миров?... А если не звери? И вновь атташе замолчал. Солдат тоже молчал, обдумывая сказанное. - Что еще делает человек, когда ситуация чревата уже не просто пощечиной? Примерно то же, что могучая птица. Он нагибается, склоняется в поклоне; или падает на колени; или даже падает ниц, подставляя все то же темя, затылок, спину - уязвимые точки. Это тоже срабатывает не всегда - именно потому не срабатывает порой, что нет у его противника природного оружия мгновенного действия, не привык он ограничивать свои удары да и вообще... не привык оценивать меру своих поступков... Ты понимаешь меня, сынок? Ответить у солдата сил уже не было. Он молча кивнул. В таких случаях говорят - "словно пелена спала с глаз". Ему этот образ представился иначе: в виде медленно уплывающей в угол глаза мигательной перепонки. - ...Но это лишь потому, что человек от природы - плохой боец. Он вправе не апеллировать к законам своего естества, да и не запрещают ему ничего эти законы с абсолютной категоричностью. А будь он лучшим бойцом, владей изначально навыками убийства - и поза сдачи у него, пожалуй, была бы иная. Например, вместо того, чтобы падать в ноги - мог бы он просто встать во весь рост, распрямиться, развернуть плечи. Ты ведь занимался боевым искусством, правда? Даже сейчас всех солдатиков, я знаю, натаскивают приемам рукопашной схватке - словно применимы они в космической войне... Так или иначе - ты знаешь, сколь беспомощен человек в такой позе! - Во фронтальной высокой стойке? Пожалуй... - Ах, значить, это "фронтальная высокая стойка" называется? Какая разница, впрочем... Важно, что беспомощнен в ней человек, но нет у него запретов, не позволяющих воспользоваться такой беспомощностью. И не преполагало наше естество, что мы изобретем смертоносные варианты ближнего боя. Оружие же холодное, огнестрельное, атомное, импульсное - исходным проектом вообще не предусматривалось. Природа - не Бог. Не может она предусмотреть всего. И именно от такой ее непредусмотрительности происходит наша свобода - и наше рабство. Наше стремление видеть врага там, где его нет... Стремление быть старшим, первым там, где старших, первых не может быть по определению равно как и младших, последних... - И наша воля к жизни, наша борьба до конца, потому что сдаваться некому, не будет принята сдача - солдат впервые прервал своего собеседника. - Да,- чуть помедлив согласился атташе.- Пожалуй, и это тоже. - Но это не худшие качества в бою! - Не худшие. В бою, в науке, в искусстве... Два человека молча смотрели друг на друга, взаимно измеряя меру понятого. - Следовательно, будь у нас иные корни...- солдат уже не сомневался в ответе. - Да! - Атташе яростно кивнул - первое его резкое движение, которое видел солдат. - Да! Будь нашими предками кто-нибудь из грозных хищников, а не слабые всеядные зверюшки - нам не пришлось бы подставлять победителю уязвимое место, да еще без всякой гарантии, что это его остановит! (И снова перед глазами вдруг возникла картинка воспоминание, и снова она ярка и реальна, куда реальней, чем все, что находится в камере. Но это уже не детство, а события прошлого года.) ...Учебный поединок. Инструктор, на которого солдат было наскочил мощным атакующим движением, вдруг словно проваливается, переходя в низкую позицию - и удар, который был бы смертельным, окажись поединок схваткой врагов, а не средством обучения, и ощущение полета, и холод досок пола под щекой ... А потом - голос, вроде бы мягкий, но такой, что не ослушаешься: "Да не атакуй же ты в полный рост, вояка, в такой стойке ты - жертва!" У инструктора были узкие глаза, изжелта-смуглая кожа и абсолютно непроизносимое имя - похлеще, чем у завров. Он-то был землянин настоящий; урожениц Старой Земли, мастер клановой школы, не то наследник, не то даже создатель оригинального искусства боя. "Стиль дракона", кажется, его система называлась... Дракон... Ящер... Ящер! "Заурос" по-гречески. Завроид - в официальной терминологии. Завр - в просторечье.) Мигательная пленка - пелена, которой нет, окончательно исчезла где-то в уголке глаза, который есть. А вместе со вторым зрением пришло полное спокойствие. Спокойствие и уверенность в том, что Атташе не ограничится только объяснением причин, приведших его в камеру смертников. - И что же теперь? - спросил солдат. Сердце его билось ровно, не частило. Вместо ответа атташе словно заговорил о чем-то постороннем: - Закон разумного хищника - крепок. Особенно, если это закон неписанный. Его можно обойти... - Обойти - вот так? - солдат встряхнулся; нацепленное на него железо отчетливо звякнуло. - Можно обойти, но нельзя нарушить.- продолжал атташе, словно не слыша; Это - их рабство. И их свобода. Свобода - потому что нарушить его может только генетический и нравственный урод, мутант, который столь плох, что давно оставил надежду стать еще хуже. Такого мутанта ничего не останавливает на уровне подсознания - и он воистину неостановим. И вот когда такой появляется - редко, очень редко, чуть ли не единожды за всю завроидную историю - его свобода становится рабством для всех остальных. Оттого и нужно, чтобы с ними был кто-то, живущий по менее жесткой инстинктивной программе... И сейчас же, без всякого перехода: - У меня есть код этого замка, сынок. Не замка наручников, а замка цепи. И есть у меня магнитный пропуск, автоматически открывющий дверь - правда, он рассчитан на одного, но думаю, что если идти вплотную, след в след... За дверями и дальше по коридору стоят часовые, но все они, как ты их называешь, завры. А снаружи, сразу у входа, мой лмчный флаер, который официально является частью территории Земли. Он стоит со включенным двигателем и водителем у штурвала. Впрочем, погони не будет. Атташе протянул руку к цепи, нажал на что-то - и на этот раз стальные звенья сползли на пол совершенно беззвучно. Несколько секунд солдат сидел, не шевелясь. Распрямился он без спешки, хотя затекшие мышцы болели немилосердно. - Кто дал Вам код? - спросил он, сам сознавая, насколько неуместен этот вопрос - вопрос из числа тех, которые даже не задають, а уж тем более не получают ответа. - Председательствующий.- просто ответил атташе. - Кто?! - Председатель трибунала. Судья. Завр, если тебе будет угодно. Дал код, дал полную информацию - без нее я, пожалуй, не разобрался бы, не сумел бы свести в систему свои размышления об этико-генетической блокировке... И еще кое-какую информацию он мне дал. В частности, о том, что он не намерен жить дольше тебя - если вынесенный им приговор будет приведен в исполнение. Ты хорошо понимаешь, что это значит? Солдат молча кивнул. Секунду подумал - и снова кивнул несколько раз подряд. Атташе посмотрел на него с некоторым подозрением: - Надеюсь, на сей раз ты все действительно понял правильно. А то мне уже приходилось сталкиваться с твоим ... скажем так, очень простым пониманием весьма сложных проблем. Если это была порция яда, то она пришлась вовсе не к месту. - Я уже не тот, что был прежде,- сказал солдат. Сказал без гордости и без стыда - просто констатируя факт. - Видимо, ты прав... Ну, ладно. Сломи свою гордыню, человече! - "Сломи"...- повторил солдат с непередаваемой интонацией. - Согласен. "Сломить" - синоним "пригнуть". "Ломать шапку" - кланяться. Обычный поклон, Взаимная дань вежливости - тоже как бы обоюдное признание собственной слабости, отсутствия желания напасть: так, сняв боевой шлем, склоняли голову под смертельный удар, чтобы остановить его, удар этот... И хватит с нас семантики. Атташе встал. Выпрямился. Выпрямился? - Ты идешь, сынок? (И снова - будто колокольная медь прозвучала в его голосе).