Виталий был полноватым парнем чуть за четверть века. Двадцать пять — это еще молодость, как говорила ему мама. Но в зеркале он уже начал замечать образующиеся изменения — приближение к тридцати годам. Пять лет ужасного ожидания смерти юности. Светлой поры молодости, которой у него никогда не было. Опять же, благодаря маме и папе, старавшихся воспитать в нем всё то, что в них самих не смогли воспитать. Где-то обманом, где-то грубой силой.
С самых ранних лет у Виталия была склонность к полноте, или как модно говорить в псевдоинтеллектуальных кругах: тип телосложения — эндоморф. В самом термине не было ничего плохого, но Виталий часто слышал от менее компетентных в вопросе метаболизма, людей, что, дескать, эндоморф — значит пожизненно жирный.
Издевательства в школе от сверстников, разумеется были. Но никто так не унижал парня, как его собственное зеркало. К четырнадцати годам, на фоне пубертата, бурной рекой полилась культура “доступности и вписок”. Девушки становились открытыми для новых опытов и знакомств.
Но только не с Виталием.
Кого возбуждают складки на животе и бока? Гинекомастия тоже не была частью эталонного шаблона.
Да и родители. Вечно сторонящаяся от конфликта мать, и отец со слюной во рту и пеной в глазах, кричавший, что ночевать “будешь только дома”!
Много ли друзей и подруг будет с отцом алкоголиком и амбивалентной матерью?
Можно было бы взять характером. Но характер Виталия был довольно мягок. Он был добрым человеком, скромным и местами хрупким. Про таких, в тех же недалеких кругах, принято было говорить: “Омежка”, уменьшительно ласкательным суффиксом добавляя издевки.
Виталий не был глупым человеком. В учебе успехи у него были средние, зато превосходный аналитический ум, тактическое чутье и умение раскладывать сложные процессы на базисы присутствовали в достатке. Если бы не отцовский ремень, пастушьей палкой, отгонявшей сына из-за компьютера, потому что “по телеку сообщили об умственном вреде игр”, двенадцатилетний парень мог бы стать киберспортсменом. А не как сейчас, в двадцать пять, помощник архивариуса на, почти умершем, литейном заводе. Шея отчетливо начинала гореть при воспоминаниях.
Виталий мог бы стать программистом — сейчас они получают много. Но отец считал, что только гомосексуалисты тыкают в клавиши — настоящие мужчины льют сталь и толкают прогресс. Вот только лить и толкать не позволило здоровье.
Сейчас Виталий Коровяк отдыхал от штанги. Тренажерный зал занимал особенное место в его жизни последний год. Парень, практически, чудом скопил нужную сумму на год тренировок.
Когда отец слег по производственной травме, руководство завода быстро оформило ему увольнение. Мать не работала просто потому, что не умела, а значит содержание семьи ложилось на его плечи. Но много ли содержишь на девять тысяч в месяц.
Виталий мотнул головой. Тренер говорил, что нужно освобождать мысли от мусора при занятиях, особенно с тяжелым весом — можно ненароком опустить штангу себе на кадык.
“И тогда кирдык!” — говорил он. Тренер. В первый и единственный раз, когда Виталий с ним занимался. Бесплатное занятие от сети спортивных залов.
Складывалось впечатление, что Виталий форменный и редкостный неудачник. Но это было не так. Не редкостный. Чем дальше от Москвы и Петербурга, тем чаще встречались точно такие же семьи и точно такие же “Виталии”.
Он сделал еще один подход. На последних движениях руки почти не слушались. Виталий буквально швырнул штангу на рейки и встал со скамьи. Почти год занятий и никаких результатов — складки виднеются из-под футболки. Футболки, уже поменявшей цвет от пота.
Не знавшие быт Виталия люди, вполне могли бы сказать, что важно еще и сохранять диету, но в виду нынешнего финансового положения — это было не так уж и сложно. Крупы, дважды-трижды вареные бульоны, хлеба из самой низкосортной пшеницы.
Некоторые фитнес модели за такое отваливают приличные деньги. Как например та, что стояла у зеркала и поднимала небольшие, полированные гантели перед собой. У неё были идеально убранные красные волосы, обтягивающая, худенький, но подтянутый живот, толстовка и спортивные леггинсы, настолько плотно сидящие на упругих бедрах, что были похожи на вторую кожу. Каждую мышцу можно было разглядеть.