Длинные, почти до талии, распущенные волосы плащом окутали обнаженные плечи хозяйки. Она резко встряхнула головой - и пряди упали на лицо, закрывая его. Танцовщица отзывалась на музыку каждой клеточкой тела, каждой мышцей, создавая неповторимый узор танца не только из резких, как вскрики, движений, но из вздохов, из взглядов, из взмахов ресниц. Чуть красноватая кожа была расписана золотыми узорами, которые казались живыми.
Сидящие в зале мужчины даже пошевелиться боялись. Словно не то что свист, а даже чересчур громкий вздох вспугнет танцующую девушку, и она растает в вихре разноцветных лент, оставив после себя разве что чувство неудовлетворенности и нестерпимое желание снова подпасть под эту магию танца и диковатой музыки.
Сидящий за барной стойкой хозяин заведения и сам с удовольствием наблюдал за выступлением, хотя уже видел его на репетициях. Более того, он вынужден был выслушивать жалобы от музыкантов, которых основательно прессовала выступающая сейчас девушка, желавшая заставить их играть странную и непривычную мелодию. Хозяин тогда лишь посмеялся и порекомендовал выполнить каприз, раз уж женщина настаивает - и не прогадал. Результаты двухнедельного издевательства над небольшим оркестром того стоили. Ему вообще невероятно повезло с этой танцовщицей, она не просто чувствовала музыку, она ею жила. К тому же, новая работница оказалась неплохим хореографом и смогла поднатаскать других девиц из заведения, за что Папаша Рене без зазрения совести повысил ей жалование. Благодаря этой малышке его кабачок превращался из обычного притона в мужской клуб, куда и Судьи заглядывать не гнушались.
- Хороша, - резюмировал он, глядя, как высоко подпрыгнула девушка, вытянувшись струной, а затем упала на колени под последний глухой удар большого барабана. В зале воцарилась абсолютная тишина, затем взорвавшаяся аплодисментами. Рукоплескал даже бармен, а Рене усмехнулся, осознав, по какой причине его рюмка все еще оставалась пустой - парень тоже не мог отвести глаз от тяжело дышащей, но довольно улыбающейся нуары.
Девушка скрылась за кулисами, но вскоре уже вынырнула из небольшой дверцы для персонала и вопросительно уставилась на хозяина заведения своими странными, чуть раскосыми глазищами. Сейчас из-за густой косметики они казались еще больше, чем обычно.
- Ну как? - поинтересовалась она у Рене, присаживаясь на высокий табурет и кивая парню за стойкой. Перед уставшей танцовщицей тут же оказался высокий стакан с холодным соком.
- Замечательно, - улыбнулся кабатчик, а про себя добавил: «Ты золотая жила, детка».
Измененная благодарно кивнула. Кончик длинного гибкого хвоста обвился вокруг стакана. Нуаре нравилось шокировать посетителей, непривычных к подобному зрелищу. Впрочем, Папашу Рене этим было давно не пронять. А бармен с интересом проводил взглядом необычную... конечность. - Как насчет поставить еще несколько номеров? Возможно, если ты будешь танцевать вместе с девочками...
- Нет, - темноволосая головка отрицательно качнулась. - Я могу разучить с ними новые танцы, но выступать буду только одна. Это было моим условием при приеме на работу, не забыл?
- Я понимаю, что остальные рядом с тобой выглядят... бледно, - не терял надежды мужчина. - Но ведь Лакси тоже измененная, и вместе... - она просто на него смотрела, и Рене замолчал, чувствуя себя неуютно под этим взглядом.
- Тебе проще меня уволить, - спокойно заметила танцовщица и провела пальчиком по запотевшему стакану, собирая капельку воды, тут же скатившуюся на подстаканник.
- Хорошо, закроем тему, - пошел на попятную хозяин.
Нуара благодарно кивнула, качнулись тяжелые серебряные серьги. Выпив свой сок, она вернулась за кулисы - сегодня предстояло еще одно выступление уже в несколько ином амплуа. Мужчины проводили девушку взглядом, каждый размышляя о чем-то своем.
Вернувшись в гримерную, танцовщица принялась смывать нанесенные золотой краской узоры, стилизованные под древние письмена. Закончив с этой процедурой и стащив с себя костюм, девушка глянула на свое отражение в большом зеркале. Что и говорить, нынешняя Викта далеко ушла от маленькой испуганной Виктаны, которая умерла в ту самую ночь, когда прошла лишающий магии ритуал. Изменилась не только ее внешность - изменилась она сама. Впрочем, молодой нуаре, едва отпраздновавшей свое девятнадцатилетние, в некотором роде повезло - она все еще походила на человека, и более того, ее даже считали красивой. Странной, экзотической, но красивой. Некогда прямые волосы сейчас немного вились и приобрели глубокий насыщенный каштановый цвет, иногда превращавшийся в красный в неверном освещении клуба. Ее выразительные глаза стали больше и немного светились в темноте, а губы полнее и чувственнее, только теперь на них очень редко появлялась улыбка, - она тоже умерла вместе с той доверчивой влюбленной девчонкой.