— Нам нужны вы, Серафима Валентиновна, — сказал мужчина в ветровке. — Хотим переговорить.
— Я вас не приглашала. Так что в другой раз. Опаздываю.
Серафиме хотелось на ком-то сорвать накопившееся раздражение, поэтому с визитерами она не церемонилась. Она сделала шаг на лестничную площадку, собираясь захлопнуть дверь. Если уж очень им нужна, пусть здесь объясняются.
— Нам очень нужно поговорить, — мужчина в ветровке мягко отстранил ее и прошел в прихожую.
— Что вы себе позволяете?.. Я… Я ведь закричать могу. Милицию позвать.
— Считайте, что дозвались, — мужчина вынул из кармана красную книжечку. — Подполковник Косарев, уголовный розыск.
Этого еще не хватало. Серафима набрала воздуху, намереваясь сказать многое. Например, что мышиная милицейская форма — еще не основание, чтобы отрывать ее от дел. Что она опаздывает в библиотеку, так как пишет диссертацию, в которой ни один милиционер ничего не поймет.
Но секундный порыв прошел. Надо же узнать, зачем они пришли. Может, что-то важное. Кроме того, к ней милиция обращается первый раз в жизни, и сразу указывать на дверь — неразумно, хотя бы с познавательной точки зрения.
— Что вы хотите от меня, господин подполковник? В эти слова ей хотелось вложить побольше язвительности.
— Далеко собрались? — Косарев кивнул на чемодан, стоявший в коридоре у стенного шкафа.
— В деревню к деду.
— А, понятно. Бакир вам оставлял что-нибудь?
— Не оставлял. Слушайте, я же вас спросила, что вам от меня надо.
— А ведь это его чемодан, — задумчиво произнес Косарев.
— Ну, его. И что с того?
— Посмотреть бы содержимое.
— И не мечтайте. Ничего я вам не дам смотреть без разрешения Бакира.
— Считайте, что он нам это разрешение дал, — Косарев вынул из нагрудного кармана ветровки фотографию с места происшествия и протянул Серафиме.
— Ox, — воскликнула она от неожиданности, узнав в обезображенном трупе Бакира. На секунду ей захотелось броситься на диван и завыть по-бабьи, во весь голос, но сработала привычка во всех ситуациях владеть своими эмоциями. Бакир погиб. Жаль, конечно, но в конце концов это не самый близкий для нее человек. Нужно вести себя спокойнее, не ныть, не заламывать руки и не рвать на себе волосы. Просто выкинуть все это из головы, постараться забыть.
— Искренне выражаю вам сочувствие, — церемонно и с долей иронии произнес Косарев, отметив про себя, что аспирантка не слишком убивается по своему приятелю. — Коля, найди понятых, — обернулся он к парню в галстуке и костюме.
Коля появился через минуту с двумя парнями — знакомыми Мартынова, которых он использовал в качестве понятых в особенно деликатных делах.
Косарев вытащил перочинный нож и занялся чемоданом.
Замки щелкнули. Внутри лежало несколько пакетов с белым порошком. Косарев взвесил один в руке и обернулся к Мартынову:
— Героин, кажется.
— Да иди ты, — Мартынов склонился над чемоданом. — Тут килограмма три-четыре. Столько наше УВД за всю свою историю не изымало.
— Ну вот только этого мне для полного счастья не хватало, — всплеснула руками Серафима.
Выемка была оформлена. Коля — стажер из прокуратуры, включенный в следственную группу, закончил писать протокол, опечатал чемодан, дал расписаться и в документе, и на бирке хозяйке квартиры и понятым.
Косарев подвинул кресло к дивану, на котором сидела, закинув ногу на ногу и поджав губы, Серафима.
— Серафима Валентиновна, вы должны нам помочь. Мне хотелось бы, чтобы вы подержали это зелье после экспертизы у себя денька два.
— Что ? Только об этом всю жизнь и мечтала, — Серафима вышла из себя, а в этом случае вести с ней конструктивную беседу было довольно затруднительно. — Я в ваши гангстерские истории полезу!
— Серафима Валентиновна, мы очень нуждаемся в вашей помощи. Вы должны помочь изобличить опасных преступников. Убийц. Подумайте, сколько зла они могут еще причинить. А сколько уже причинили.
Серафима иронично хмыкнула.
— Серафима Валентиновна, это же ваш гражданский долг, — уныло, без малейшей надежды на успех подобных увещеваний, больше для галочки, произнес Косарев.
— Вы еще моральный кодекс строителя коммунизма вспомните. Что я, дурочка, в такие дела лезть!
— Ну зачем же грубить, Серафима Валентиновна? — скучающе произнес Косарев, лениво потянувшись. — Ваша беда, что вы, как и многие одинокие женщины, злы на весь мир и скрываете это за внешней холодностью и грубостью. Все кому-то что-то доказываете, а зачем? Все ваши амбиции гроша ломаного не стоят.
Серафима задохнулась от возмущения. Больше всего ее задело то, что этот милиционер сказал истинную правду. С ходу разгадал ее, не обманулся маской снежной королевы. В пять минут раскусил, телепат чертов!
— Все, разговор окончен!
— Вы так считаете? — голос у Косарева стал мягким и вкрадчивым. — Вы ошибаетесь. На вашем месте я не стал бы ссориться с уголовным розыском. Хотя бы потому, что вам нужно будет доказать, что к наркотикам вы не имеете никакого отношения. Нашли-то их в вашей квартире. Кстати, вы часом «порошком» с Бакиром не приторговывали, а?
— Что? — Серафима, ошарашенная, уставилась на Косарева.
Тот говорил малопонятные, дикие вещи. Такой поворот никогда бы ей и в голову не пришел. Господи, торговала каким-то «порошком» с Бакиром на пару! Дичь какая.
— А что вас удивляет? Ну хорошо, не посадят вас, так еще долго придется отмываться, убеждать всех, что сами герой, ну, героином, не злоупотребляли. Представляете, какой шум поднимется на работе, когда там случайно узнают обо всем. Позор-то какой, Серафима Валентиновна.
Косарев видел, что нарочитый цинизм его слов и угроза в них начинают пронимать Серафиму, чего он и добивался всем этим разговором.
— Шутите?
— Конечно, шучу. У меня таких шуток богатый набор. Например, статья в городской газете с описанием этой истории.
— Хватит! — крикнула Серафима и закусила губу.
— Почему? Только начали.
— Вы… — она не нашлась, как похлестче ответить, Она почувствовала, что не в состоянии противиться этому человеку…
Глава сорок вторая
ПОДСАДНАЯ УТКА
Всего лишь день Сева провел в изоляторе временного содержания, а держал руки за спиной так, будто всю жизнь проходил подобным образом. Тюремные привычки приобретаются быстро.
Задержанного привел в кабинет Косарева усатый сержант-выводной.
— Задержанный по вашему приказанию доставлен..
— Спасибо. Свободны. А ты, Сева, располагайся. Сева, продолжая держать руки за спиной, подошел к стулу, потом, сцепив до белизны пальцы перед собой, сед.
— Чайку не хочешь? Хочешь. Небось ничего не ел.
Сева согласно кивнул.
Косарев насыпал в стакан немного заварки, налил из кувшина только что вскипяченную воду, вытащил из стола блюдце с печеньем и конфетами.
— Почти как в поезде, — усмехнулся он. — Угощайся. Ну как, не надоело на нарах?
— Надоело, — вздохнул Сева, прихлебывая чай. За часы, проведенные в изоляторе временного содержания, он осунулся, побледнел, но в глазах появилась какая-то успокоенность. Изолятор, следствие, суд — для него перенести это было легче, чем скитания, страх, неопределенность.
— Значит, надоело, — Косарев взял конфету, прихлебнул из своего стакана, не отрывая изучающего взгляда от Севы, сосредоточенно уставившегося куда-то вниз. — Знаешь, какая ныне эпоха?
— Что? — тупо удивился Сева.
— Нынче эпоха гуманизма. Это значит, если оступился, то можешь ответить и не по всей строгости, а по милосердию. Могу тебя отпустить на несколько дней. Или даже до суда.