Выбрать главу

Однако забавностью тут даже не пахло. Дело в том, что он плясал в сторону окна и никак не мог остановиться.

— А-а-а! — заорал бугай.

— Осторожно, ёптвою!

Бздынь! — раздался звон битого стекла, и бугай покинул комнату. Пу-пу-пу. Не знаю, что это за ребята, но инстинкт самосохранения у них отсутствует напрочь.

Как только крик за окном оборвался, я первым же делом метнулся к молодому; тому самому, что отдыхал на горе салфеток.

— Эй, братиш, — я осторожно шлёпнул его по щеке. — Братиш, ты как?

Ответа не последовало.

Тогда я аккуратно повернул его голову набок, так чтобы была возможность осмотреть место, которым он приложился. И лучше бы я этого не делал. Чёрт его дери, меня чуть не вывернуло от такого зрелища.

Парень проломил себе череп. Из дырки в голове хлыстала густая тёмная кровь. Волосы местами слиплись и сам он как-то неестественно побледнел. Пу-пу-ру-пу-пу. Во что же я такое влип?

— Илья Ильич? — услышал я за спиной хриплый голос.

Моё имя! Ну слава тебе яйца! Хоть кто-то объяснит мне, что здесь происходит.

— Да-да? — нарочито спокойно ответил я и обернулся.

В комнату вошёл тощий мужик чуть за пятьдесят. Двигался мужик легко, а одет был в охотничьи штаны, расстёгнутую телогрейку и шапку-ушанку. Борода у мужика была густая и взъерошенная. Этой своей бородой он чем-то неуловимо напоминал манула и, как мне показалось, зачем-то скрывал за ней тонкие и приятные, — я бы даже сказал «эльфийские», — черты лица.

— Илья Ильич, там у ворот джип стоит заведённый, — недовольно сказал мужик и нахмурился. — Давно уже стоит. Наверняка по вашу душу. Вы бы вышли и поговорили с ними по-мужски. Ну сколько можно от неприятностей-то бегать, а? А это… это что⁉ — мужик заметил тело. — Это что, Клоновский⁉

Тут же в комнату забежала девушка.

Я, конечно, не мальчик, но тут я прям залип. Залип сразу же, уж так ебабельна она оказалась. Волосики соломенного цвета стянуты в толстую косу. По вздёрнутому носику и лбу рассыпаны нечастые тёмные веснушки. Глаза не голубые, а прямо вот синие; яркие, как какой-то минерал.

Фигурку целиком не разглядеть за сарафаном, но всё равно понятно — кровь и молоко. И кровь, и молоко, и секс. Сисячки большие, крепкие, на ощупь грозят оказаться приятней, чем капитошка с тёплой водой. Ножки длинные, крепкие, тренированные. Попочка широкая, к поцелуям зовущая.

И при всём при этом на девушке совершенно не было косметики, а короткие ногти, видимо, никогда не знавали маникюра. Однако всё это шло ей лишь на пользу и придавало какого-то деревенского шарма.

Ну да! Точно! Идеальная деревенская девчонка! Глядя на неё, я тут же подумал, как аутентично она будет смотреться лёжа голышом на стогу сена! А ещё о том, как здорово буду смотреться на ней я и…

— Ой-ой! — крикнула девушка и выпучила свои синие глазюки на труп. — Ебаться-сраться! Барин, ну как так-то⁉ Это кто такой⁉

— Это Клоновский, доченька! — ответил ей мужик-манул. — Клоновский!

— Ой-ой! — девушка схватилась за голову. — Это что же мы теперь⁉ В жопе⁉

И в этот самый момент чужая память хлынула мне в голову. Не хлынула, точнее. Наслоилась. Проступила, будто текст следующей страницы на мокрой газете.

Я понял, что произошло. Я понял, куда меня занесло и кто я теперь. Я почувствовал магию, что течёт по моим жилам. И да, точно так же, как и все в этой комнате, я понял одну простую истину:

— Ну да, — сказал я. — Мы действительно в жопе…

Глава 2

Про подъемный кран

Я не испытал никакого удивления. Знания и воспоминания Ильи Прямухина сразу же стали частью меня, и удивляться им было как минимум странно.

Вот только мне досталось не всё. Во всяком случае, не всё сразу. Память как будто бы не прогрузилась целиком и кое-где зияли дыры. Целые годы жизни или темы, — например, кто такие одарённые? — вертелись где-то на кромке восприятия и сфокусироваться на них никак не получалось. Это раздражало точно так же, как забытое слово, которое вертится на языке.

А ещё, — до кучи, — в голове начал проступать фрагмент из моего небытия. Во время путешествия моего сознания из тушки в тушку что-то произошло, но я никак не мог вспомнить что. Помню… белое и синее. Синее и белое. И ещё почему-то хочется сказать «Романов». Что ещё за Романов?