— Конечно, — смеялась Надя. — У нас была компания. Нас всегда поддерживал директор.
— Вот это школа, — непременно отзывался кто-то, вспоминая при этом, конечно, свои школьные порядки.
Л. Лолуа говорила: «В первый год общения с Надей, видимо, многие из нас испытывали в какие-то моменты странное чувство: она, почти школьница, оказывалась во много раз самостоятельнее, более подготовленной к неожиданностям, чем мы, люди, уже поработавшие в небе и как-никак взрослые».
Надя не знала, как много решил тот костер из мокрых веток в ее отношениях с ребятами, а он действительно решил немало. Одно дело впечатление от человека в стенах комнаты, где заседает комсомольский комитет, другое дело — реальная ситуация, в которой человек себя проявляет. Костер стал случайной, но важной проверкой того, что она, Надя, может, и положил начало их прекрасным отношениям. Отношениям между нею — новенькой и ими — молодыми «старожилами» аэропорта.
С того времени походы стали системой. Они входили обязательным элементом во всю их спортивную деятельность. Спорту Надя отдавала много сил и времени. Незадолго до своей гибели она сдала норму и на значок «Турист СССР».
В ее увлечении спортом всегда присутствовала моральная сторона. То есть, спортивные ситуации, в которые она попадала, проявляли ее как человека, помогали другим увидеть ее щедрость, отзывчивость, волю.
Одна из таких ситуаций: их аэропортовские спортсмены должны ехать в Тбилиси на спартакиаду. Команда укомплектована полностью, каждый вид спорта представлен, все готово. И вдруг в день отъезда девушка, которая должна была «взять» первое место по прыжкам в длину и в беге на стометровку, заболевает. Что делать? Думали недолго.
— Я ее подменю, — сказала Надя.
— А кто будет сражаться у волейбольной сетки?
— Думаю, что тоже я, — засмеялась Надя. — Команда-то у нас будь здоров. Вместе сражаться будем.
— Ну, смотри, — сказали ребята, — но если почувствуешь что…
— Тогда все силы, — подхватила Надя, — только на волейбол.
— Точно, — серьезно заключил секретарь комитета комсомола Гоги Пацация, — в волейбол мы не можем проиграть. Ни один пассажир Аэрофлота из Абхазии не поймет нас.
В Тбилиси Надя участвовала в трех видах соревнования: беге, прыжках в длину и в волейбольных сражениях.
«Когда я буду бежать, — попросила она друзей, — вы аплодируйте».
В 1969 году Надежду Курченко вновь избирают членом комитета комсомола авиапредприятия. Теперь, кроме спорта, ей поручают и культмассовые дела — то было время неудержимого расцвета «огоньков» и КВН, и в стране не было комсомольской организации, где бы не состязались юмористы и не светились бы местные «огоньки». Надя с головой уходит в эту шумную деятельность. Она, без сомнения, уже полностью освоилась с обстановкой, новой жизнью, работой и, конечно, была счастлива. Об этом свидетельствуют ее письма домой и в Ленинград, Володе. В каждом письме она подробно рассказывает, куда летала, что видела, с кем встретилась, что узнала, пишет о новых друзьях, о привычках пилотов, о Сухуми — когда вдруг однажды проснулись они и ахнули; пушистый снег падал на море и таял на воде, и белый пар валил на набережную, тоже укрытую снегом, и на оцепеневшие от неожиданности цветы и пальмы — «невозможно об этом и рассказать, — писала она, — нужно только видеть все самому».
Письма этого периода, при всей кажущейся бессистемности их содержания, еще раз говорят о ее чрезвычайно деятельной натуре: Надя стремится все увидеть, все сделать, всюду успеть. Из писем еще раз становится ясно, что человеческая, общественная активность Нади получила дальнейшее развитие. Она не затормозилась на каком-то определенном, среднем уровне, совпадающем у некоторых как раз с моментом окончания школы или немного позже. Нет, Надина активность, задатки продолжали раскрываться щедро и стремительно, подобно весенним речкам на ее родине, когда трещит и сверкает чистый, прозрачный лед.
Она писала в своих письмах о многом, но о самом трудном испытании, выпавшем на ее долю в то время, родные узнали лишь через полгода.
Это случилось во время одного из апрельских полетов. Рейс проходил гладко, они шли вдоль горной гряды, и время полета подходило к концу. Внезапно Надю вызвали в кабину.
— Принимай меры в салоне, — твердо и спокойно проговорил командир. — Проверь аварийные люки, пусть все пристегнутся ремнями. Мы дадим для спокойствия табло.
— Подходим раньше? — спросила Надя.
— Нет, горим, — сказал командир, — у нас пожар в правом двигателе.