Дебаты шумные. Характеры кавказские, горячие, за острым словом никто в карман не лезет. Далеко не сразу достигается согласие между «спартаковцами» и «интернационалистами». По нескольку раз выступают делегаты. И Борис Дзнеладзе в том числе. А решение единодушное: «Никакой отчужденности, никаких разделений! Быть общекавказской организацией Российского Коммунистического Союза Молодежи. Для руководства — краевой комитет РКСМ».
С официальной частью покончено. Можно делегатам — бакинцам, эриванцам, тифлисцам, александронолъцам, кутаисцам — подхватить на руки своего строгого председателя Бориса и что есть силы подбрасывать к потолку. «Качать, качать!..» Борис хохочет не меньше других. При всех его обязанностях, полномочиях ему неполных девятнадцать лет.
Всего девятнадцать или уже девятнадцать?
Написано Дзнеладзе на узких листках линованной бумаги. Когда, где — остается только догадываться:
«После возвращения в Тифлис узнаю, что здесь подготавливается восстание. Наиболее реальная цель, по-моему, — создать угрозу тылу Деникина, заставить его перебросить побольше полков к границам Грузии в момент, особенно грозный для отступающей Красной Армии.
Партия нам поручает добыть сведения о противнике; о дислокации его войск, о местонахождении и состоянии складов вооружения и обмундирования. Поручает также дать хороших разведчиков…
Мы дали своих лучших товарищей для этой работы, разбили их на маленькие отряды, десятки и пятерки. Товарищи снимали планы более или менее важных государственных и военных учреждений, записывали, сколько дверей и выходов имеет тот или иной дом и тому подобное. Так, например, был снят план арсенала и тифлисского юнкерского училища. Нет нужды распространяться о том, с какой опасностью была связана эта работа. Собирание таких сведений меньшевики рассматривали как военный шпионаж, как «деяние, наказуемое исключительно смертной казнью».
За два дня до начала восстания англичане и меньшевики арестовали почти весь состав Военно-революционного штаба и гарнизонный совет. Начались облавы, повальные обыски, разоружение большевистски настроенных войск. Мы выступили с листовкой: «За каждого расстрелянного коммуниста — 10 чиновников меньшевистского правительства!» Отпечатали, как обычно, в типографии ЦК меньшевиков…»
У Бориса: «как обычно, в типографии ЦК меньшевиков»! На листовках, на тех, что сохранились, — «Типография крайкома РКП» или «Издательская организация «Спартак» № 1. Город Баку». Ни ошибки, ни противоречим — просто конспирация. Какая же солидная фирма станет раньше времени разглашать свои производственные секреты, ставить под удар своих тайных поставщиков и доброжелателей?!
Разве что непредвиденный случай… Примерно полгода всю нелегальную литературу на грузинском языке и газету для солдат «Джарис каци» набирали, и печатали на Ольгинской улице в главной типографии ЦК меньшевиков «Эртоба». Там же заимствовали бумагу из лучших сортов. А в одну трудную ночь, рассыпая перед уходом уже ненужный набор прокламации, забыли верхнюю строку: «Российская Коммунистическая партия (большевиков)». Утром строку нашел заведующий типографией Бухадзе. Самолично доставил Кедия… Тут уж ничего не поделаешь. На время пришлось Борису — главе Техколы — Технической коллегии, ведавшей всей издательской деятельностью, — перенести заказы в другое место. В типографию, так же хорошо оборудованную, — ЦК социал-федералистов…
Нужда приводила Техколу и в типографию «Борьбы» — меньшевистской газеты на русском языке. Еще в. середине девятнадцатого года Дзиеладзе для большего удобства снял квартиру по соседству. При всех строгостях комендантского часа рядом, из дома в дом, перейти все-таки возможно. А ключи — по счету тридцать семь — от всех типографий Тифлиса предусмотрительно добыл консультант Техколы старый печатник Аветик Назаров. Так, в типографии «Борьбы» исправно печатались и подпольные газеты крайкома большевиков, и прокламации, и брошюры. Общим тиражом за восемьдесят тысяч экземпляров вышли: «Принципы коммунизма» Фридриха Энгельса, «Государство и революция», «О среднем крестьянине», «Письмо к американским рабочим» В.И. Ленина, «К народу и интеллигенции» Максима Горького.
Иногда складывалось презабавно. Владелец типографии «Труд» Мачковский известил Бориса о своей готовности выполнять заказы «срочно и с гарантией качества, если будет принято непременное условие, а именно: доставлен в мою контору приказ на сей предмет». Ладно, написали:
Немедленно выдать бумагу и напечатать прокламации (текст прилагается). Деньги будут возвращены после установления Советской власти.