И все-таки, несмотря на напряженную, полную опасностей жизнь, Николай Соколов прекрасно понимал, что главные события происходят отнюдь не во Владимире. Как бы ни были важны, значительны их дела здесь, в городе, главное решается на фронтах гражданской войны, на Украине, па Дону, на Волге.
Когда в начале 1918 года была разбита так называемая белая Добровольческая армия, Центральный Комитет комсомола обратился к молодежи с призывом поехать на Дон и Кубань для укрепления Советской власти, Едва узнав об этом, Николай Соколов отправился в губком комсомола.
— Прошу направить меня добровольцем, — сказал он.
— А здесь?! — удивились товарищи, — У тебя полно работы здесь!
— А главное решается там, — настаивал на своем Николай.
— Ну что ж… — Товарищам оставалось только согласиться с Соколовым.
Все ребята, прибывшие на Дои, были разосланы по ближним и дальним станицам, хуторам. Получили назначения в ревкомы — кто в станичные, кто в окружные, в школы, местные органы власти.
Николая Соколова направили в станицу Малодельскую Усть-Медведнцкого округа. Обязанности восемнадцатилетнего комсомольца были настолько широки и многообразны, что фактически он представлял собой Советскую власть чуть ли не во всех областях жизни станицы. Прежде всего его назначили заведовать местным загсом. Одно лишь это было далеко не простым и неоднозначным делом. Ведь едва ли не все считали тогда, что брак законен лишь в том случае, если состоялось венчание в церкви, и переубедить, ломать вековые обычаи, противопоставить себя всем мудрецам станицы — для этого нужно было обладать не только убежденностью, но и умением попять людей, умением разговаривать с ними, не оскорбляя насмешкой, неверием, отрицанием.
Кроме того, Николай был еще и секретарем станичного ревкома, организатором местной комсомолии, попечителем школы, к нему шли решать самые различные вопросы, связанные с житейскими неурядицами, воспитанием детей, семейными конфликтами.
Почти пятьдесят лет спустя генерал-лейтенант авиации Николай Александрович Соколов-Соколенок рассказывал на встречах с комсомольцами семидесятых годов об этом едва ли не самом напряженном годе своей жизни — с июля 1919-го по сентябрь 1920-го, рассказывал о том, как стреляли в него на улицах самой станицы, как пытались отравить, как устраивали засады,
— Скажите, Николай Александрович, — спросила его как-то девушка, — что вам больше всего помогло в то время?
— Что помогло? Рост, — улыбнулся генерал-лейтенант. — В меня трудно было попасть,
Всего через месяц комсомольцы из Владимирского губкома, которые рекомендовали Николая Соколова на эту работу, получили от него первый подробный отчет о том с чем пришлось ему столкнуться за ото время. Это письмо ходило по рукам, его перечитывали на собраниях. Второго отчета, который обещал Николай прислать в самое ближайшее время, его друзья не дождались. Белые начали наступление. Тут уж было не до переписки, Николай Соколов полностью был поглощен организацией первого на Северном Дону партизанского отряда.
Он с боями провел свой отряд сотни километров по открытой местности, пересек линию фронта и влился в состав 23-й дивизии Красной Армии. Во время этого рейда по тылам белой армии проявилось не только личное мужество Николая Соколова, но и воинское призвание. И тогда уже более взрослые и многоопытные бойцы отряда неизменно называли своего командира Соколенком. К этому времени Николай прекрасно сидел в седле, владел шашкой, причем настолько, что даже бывалые казаки, которые овладевали этим воинским делом чуть ли не с детства, признавали за Николаем первенство.
— Признавайся, Соколенок, ведь из казаков ты вышел, а? — говорили ему. — Потому и здесь оказался… Откуда на Владимирщине такие удальцы?
То, что в состав Красной Армии вошел партизанский отряд, состоящий из казаков Северного Дона, имело, помимо военного, и политическое значение — трудовое казачество недвусмысленно заявило о принятии Советской власти, и отныне генералы Каледин, Корнилов не могли уже считать Дон своей надежной базой. Дальнейшие события полностью это подтвердили — застрелился под Новочеркасском Каледин, убит на Кубани Корнилов. Казаки Дона откликнулись на призыв Совнаркома и выступили против контрреволюционных верхов.
Вскоре Николая Соколова принимают в члены партии, а когда его стаж составлял всего несколько недель, он получает назначение комиссаром полка. Ему было тогда девятнадцать лет. В этом назначении — и признание его заслуг перед революцией, и признание способностей к военной науке и того влияния, которым он пользовался среди бойцов,
— Когда же вы стали Соколенком официально? — спросили как-то у Николая Александровича.
— Вскорости после назначения комиссаром полка, — усмехнулся своим воспоминаниям генерал-лейтенант, — Мне тогда и двадцати еще не было, в партии что-то около месяца, а тут вдруг раз! — и комиссар полка. Пришлось доказывать, что не случайно оказался на этом посту. Доказывать не только своим бойцам, но и самому себе, А доказать тогда можно было только делом, в бою. Вот я и лез в самое пекло… Прозвали ребята Соколенком. Рост небольшой, тощий, шустрый… В самый раз прозвище. А тут как-то пришлось документы оформлять. Писарь, знавший меня как Соколенка, возьми да и запиши… С тех пор и пошло — Соколов-Соколенок. Так что для меня это не просто вторая половинка фамилии, это моя юность, молодость… Если хотите — партийная кличка.
Первый свой орден Красного Знамени Николай Соколов получил за бон под Терсой. Белогвардейцы, захватившие село, укрепились в нем, и выбить их оттуда казалось совершенно невозможным делом. Атаки захлебывались одна за другой, не принося никакого результата.
Что было делать? Терса сдерживала наступление целой группы войск. Тогда Николай Соколов принимает смелое решение. Ночью, до наступления утра, он во главе нескольких человек глухим оврагом на лошадях въехал в Терсу. Лошади бесшумно ступали по мягкой прохладной пыли, и пм удалось незамеченными проехать в самый центр села. Встречавшиеся им по дороге несколько жителей буквально замирали на месте, узнавая красноармейцев но шлемам. И хотя их было всего семеро, многие в предрассветных сумерках полагали, видимо, что в село въехал целый отряд. Все ближе позиции белых, но Соколов с товарищами приближались к ним с той стороны, откуда их наверняка не ждали.
Наконец они услышали далеко за селом выстрелы — значит, свои пошли в атаку.
— Пора! — сказал Николай и первым пришпорил коня.
Появление в собственном тылу всадников в шлемах с красными звездами произвело на белых ошеломляющее впечатление. Прошло какое-то время, пока они разобрались, что перед ними всего несколько человек, что все их вооружение — шашки да винтовки. Но этих недолгих минут было достаточно, чтобы обеспечить успешную атаку основных сил.
Вот текст приказа о награждении Николая Соколова орденом Красного Знамени…
«Приказ РВСР № 478 от 24 сентября 1920 года. Утверждается присуждение на основании приказов РВСР Реввоенсовета 9-й кубанской армии ордена Красного Знамени бывшему комиссару 119-го стрелкового пол-ка товарищу Соколову Н.А. и коменданту штаба 1-й бригады 23-й стрелковой дивизии товарищу Михину И.П. за то, что в бою у села Терси они с пятью всадниками, оставив свои цепи далеко позади себя, вошли в названное село и, произведя среди находившихся там казаков панику, обратили их в бегство, благодаря чему село было занято без потерь с нашей стороны и взяты пленные».
Первые знаки отличия Советского государства, первые ордена, первые звания — все это пользовалось большой популярностью среди народа, награжденные почитались героями, а если вспомнить, что Николаю Соколову к тому времени было всего лишь девятнадцать, нетрудно себе представить его чувства тогда, его настроение.
Прошло всего несколько месяцев, Николай едва начал привыкать к своему ордену, как был награжден еще одним, вторым. Этот бой произошел 18 января 1920 года при форсировании реки Маныч. Сеча была жестокая. Падали убитые, стонали раненые, бились на снегу окровавленные лошади. Не прекращая боя, увозили в тыл пострадавших. Только командир кавалерийской группы не покидал поля боя, несмотря на ранение.