Что до рации, которая Ставропольский сигнал поймала – подобная задача ему вполне по силам.
– А как же тот спятивший мент? Ну, который орнитологов видел, из транспортной милиции?
– Мы выяснили, что у того лейтенанта были большие проблемы с алкоголем. Начальство и коллеги его покрывали сколько могли, но у нас большие возможности…
– Так что, он с пьяну принял двоих преступников за мирных орнитологов? Что за бред! Я скорее поверю в то, что он в сговоре с ними! – Михаил Афанасьевич разошелся не на шутку. Он ожидал услышать ответы на свои вопросы – простые и понятные. Вместо этого опять получал домыслы и предположения.
– Наркологи, у которых мы консультировались дают однозначный ответ – это возможно. Алкоголик, даже если он не пьян, вполне может принять парочку экстремистов за орнитологов. Это кажется бредом. Но специалисты говорят совсем о другом. Это вполне реально и, с большой вероятностью, так и было.
Михаил Афанасьевич откинулся на спинку стула и уставился в потолок. На какое-то время в кабинете установилась напряженная тишина.
Если бы его дом находился в городе с его вечной суетой, людьми, постоянно спешащими куда-то, то тишину нарушали бы звуки проезжающих автомобилей, гомон толпы и все остальное звуки, сопутствующие обычному городу. Но Михаил Афанасьевич предпочитал у себя дома оставаться в тишине. Он вообще суету не любил. Вместе с семьей он жил в тихом и спокойном пригороде – не тех новых, вечно строящихся, пыльных с разъезжающими туда-сюда грузовиками, а в пригороде «устоявшемся». Где все соседи знают друг друга не один десяток лет. Где можно, не стесняясь, соли одолжить.
Пауза затянулась, и сторонний наблюдатель мог подумать, что Михаил Афанасьевич уже размышляет над какой-то другой и очень глобальной проблемой. Но стороннему наблюдателю было неоткуда здесь взяться.
– Значит так. Бери этого Гришу Коца и спрашивай. Культурно, вежливо, но настойчиво. Будет в молчанку играть – воздействуй. Но не сильно. Мне нужны ответы и ответы мне нужны сейчас. Кстати, а что говорит твой Джеймс Бонд?
Леонид Петрович при этом вопросе заметно сник.
– Источник однозначно указывает на этих двоих. Рассказывает детали происшествия, участников – это однозначно они.
– Это понятно. Как у них это получилось – что он говорит?
Леонид Петрович неуютно поерзал на стуле и на какое-то мгновение совершенно потерялся. Заметить это мог только очень внимательный и наблюдательный человек. Михаил Афанасьевич заметил.
– По поводу механизма совершения преступных действий источник однозначно указывает на мистическое их происхождение. Магия, швагия… других объяснений у него нет. Более того, в их среде утвердилась именно эта версия, как основная. – Леонид Петрович скороговоркой сказал заранее подготовленный текст и застыл статуей.
Его шеф не стал устраивать истерик.
– Тем более. Бери за шкирку этого Гришу и делай что хочешь, но чтобы таких вот «объяснений» я больше не слышал. Даю неделю.
Когда Илья лежал на кровати в свой комнате, на него часто накатывало странное состояние, словно он продолжал оставаться Ильей – каким он себя знал, ощущал. Но появлялись и другие. Он становился судьей самого себя, прокурором и адвокатом одновременно. Все эти персонажи начинали спорить друг с другом.
Они обходились безо всяких слов – их дискуссия шла на каком-то возвышенном языке воспоминаний, эмоций, ощущений.
Илья лежал полураздетый на кровати – он только что приехал из КСП и немного устал с дороги. Окно его комнаты было широко, по летнему открыто, музыкальный центр играл что-то из классики. Рюкзак, пока не разобранный, стоял рядом с компьютерным столом, там же на столе стояла чашка с наполовину выпитым чаем. Еще за окном какая-то пигалица устроила концерт. Все это было вполне привычно.
Спор без слов и речей уже пол часа не затихал в его голове. Вновь и вновь эпизоды его богатой на воспоминания жизни проносились перед глазами, напоминая, что нет лучше свидетеля прошлого, чем он сам.
Илья посмотрел на кисть своей левой руки и на длинный рубец с внешней ее стороны – года три назад нехороший человек решил ударить Илью железным уголком по голове – тогда Илья на одних рефлексах отклонил удар, частью отклонился, в итоге отделался сравнительно небольшим шрамом.
На той же левой руке, на костяшках у основания среднего пальца был еще один шрам – память об очередном рассечении. На этот раз уже Илья бил кого-то, но промахнулся и попал во что-то твердое. Он не заметил этого, пока «враги» не побежали, бросив тех, кто убежать не смог.
На левом голенище Илья привычно рассмотрел след от арматуры – как тогда выдержала кость, было совершенно непонятно. В тот раз ему просто обязаны были сломать ногу.
Рядом с левым виском у Ильи был еще один шрам. Его можно было увидеть лишь тогда, когда Илья стригся коротко и волосы не могли прикрыть белую и продолговатую область на черепе у самого виска. Ему тогда сильно повезло, удар то ли камнем, то ли кастетом пришелся вскользь и парой сантиметров мимо виска, и Илью просто «вырубило». И комрады успели вмешаться.
Заросшие ребра – две штуки. Рубец на плече – след поломанной ключицы, периодически «хрустящий» локоть – память о сломанном мыщелке в локте.
«Основной» список травм Илья держал в голове и он часто прокручивал его в голове, чтобы впреть быть осторожнее. Чтобы «по глупости» не попадать в нехорошие ситуации. Чтобы не допускать подобных ситуаций.
Все без толку. С каждым годом список «напоминаний» неуклонно увеличивался. От этого Илье становилось не по себе. Он не был наивным или глупым человеком, он прекрасно понимал, что рано или поздно его могут просто убить.
Дверь комнаты не громко открылась и мать с отцом вошли внутрь. Мать уселась на единственный стул. Отец стал рядом. Одетые совсем не «по домашнему», они серьезно настроились на разговор.
– Илья, давай решать, что дальше делать. Мы с отцом не можем смотреть, как ты свою жизнь губишь. Ты сам прекрасно знаешь – ничем хорошим твои «похождения» не закончатся.
– Пройдет еще несколько лет, и ты станешь никому не нужен – ни друзьям своим, ни подругам своим никчемным. А мы стареем, понимаешь? Пока еще на здоровье не жалуемся, но это только пока. Кто за нам воды стакан принесет, когда мы совсем плохими будем? Об этом думал?
– С такой жизнью у тебя ни жены, ни детей никогда не будет. И сдохнешь ты под забором никому не нужный.
– Пойми, мы добра тебе желаем. Возьмись за ум. Пора уже.
Неожиданно для всех у Ильи позвонил телефон. Он перекинулся с кем-то парой ничего не значащих слов, быстро собрался и ушел из квартиры.
Тов.Свен мало того, что всей своей статью походил на «настоящего арийца», к тому же еще не пил и не курил. Поэтому Илья тактично пил кока-колу. Сидели они на лавочке у памятника Екатерины.
Памятник был «общий» – кроме самой Екатерины, возвышающейся метров на 4-5, были там и казаки с саблями, был мужик с форме (Илья подозревал, что Суворов это). Всю эту красоту охраняли пушки старинные, в натуральную величину. Кроме того, памятник окружала невысокая оградка – тоже очень симпатичня. Хорошее сооружение.
Вокруг были разбросаны газоны, редкие деревья, множество скамеек давали возможность прогуливающимся по центру города посидеть в тиши импровизированного сада и насладиться местной достопримечательностью.
Метрах в сорока от памятника начиналась площадь перед зданием законодательного собрания края. Здесь предприимчивые граждане сдавали в аренду велосипеды разных причудливых конструкций – от тех, на которых можно кататься, удобно сидя почти горизонтально. До монстров с одним огромным колесом и еще одним колесом – очень маленьким. Как на таком ездить можно? Короче, хорошее место было.