Авторы обращают внимание на источники, по которым о. Андрей Кураев излагает буддистские вероучение и практику. Они справедливо отмечают, что у него «практически не найти цитат из классических источников» буддизма. Также они указывают как недостаток работы то, что «в своих суждениях о буддизме автор руководствуется, главным образом, книгами о буддизме, которые написаны людьми, не являющимися носителями буддийской традиции». Это может свидетельствовать о недостаточной широте рассмотрения предмета, но необязательно означает ошибочность представлений о нем. Некоторые источники, в частности, свидетельства Позднеева, авторы неудачно пытаются оспорить на том лишь основании, что они были записаны в конце XIX века, видимо, забывая, что историческое свидетельство – не скоропортящийся продукт, и не может стать недостоверным просто по истечении времени. К слову, количество источников, на которые опираются сами критики, намного меньше, чем у протод. Андрея Кураева и ограничивается всего четырьмя наименованиями, среди которых нет ни одного буддологического исследования.
Авторы обоснованно подвергают критике утверждение Кураева о «небуддистском характере идеи бодхисаттвы», но при этом сами впадают в другую крайность, утверждая, что «идея бодхисаттвы… есть одна из основ, на которых держится буддизм». На самом деле она свойственна только для направления махаяны, тогда как для южного буддизма она чужда.
Пытаясь доказать «поверхностное знание учений тибетского буддизма» о. Андреем Кураевым, критики спорят с его «противопоставлением христианского пути преображения и буддийского пути отречения», утверждая, что в тибетском буддизме, в отличие от южного, «также существует путь преображения». Они ссылаются на слова современного буддистского миссионера на западе Чогьяла Намкая Норбу о том, что «неведение, привязанность и гнев» являются энергией, отказываться от которой значит «совершить ошибку». «Если же вы используете энергию и преобразуете страсти, то получите пользу». При этом Чогьял подчеркивает, что проповедует «нечто такое, что в Сутре никогда не упоминается», и сами критики оговаривают, что «этот путь подходит не каждому». Но это как раз показывает, что речь идет о чем-то нетипичном, противопоставленном общей буддистской традиции. А автор критикуемого ими текста и не ставил перед собой цели описать все частные идеи, высказанные кем-либо из современных буддистских проповедников.
В стремлении любой ценой разгромить оппонента критики позволяют себе явно натянутые аргументы. Например, они пишут: «диакон Кураев часто обращается к мнению представителей академической науки, которые критикуют те или иные положения восточных религий за их непоследовательность, некоторые из этих ученых, в конце концов, сами стали их разделять, после того как глубже ознакомились с сутью вопроса». В качестве примера таких ученых критики приводят имена М. Мюллера и Т.Г. Гексли, что весьма странно, если учесть, что ни на одного из них о. Андрей в своей книге не ссылался, и ни один из них не являлся буддологом.
Относительно приведенных Кураевым описаний гневных божеств-защитников, почитаемых в тибетском буддизме, критики пишут, что «под «гневными божествами» понимаются так называемые манифестации нашего собственного сознания». Это не отвечает каноническим источникам, в частности, 9-я глава «Падма бкаи тан» описывает этих существ как демонов и злых божеств Тибета, которых Падмасабмхава с помощью магии победил, подчинил и заставил стать «защитниками буддизма»137. Нет даже намека на то, что это были лишь «манифестации его собственного сознания». Также и цитируемые Кураевым слова Далай-ламы XIV об этих «гневных божествах» не подтверждают заявления критиков.
Но даже если принять их объяснение, то и в этом случае не снимается замечание протод. Андрея о том, что практика медитации на такие подчеркнуто жестокие и демонические «манифестации сознания», а также почитание их как защитников и обращение к ним с просьбами, очень сильно отличается от того, что стремится содержать в своем уме православный христианин, и к кому обращать свои просьбы.
Критики также ссылаются на свидетельство Эрнста Лотара Хофмана (1898–1985), принявшего буддизм с именем Анагарика Говинда. Побывавший в Тибете Хофман называет нелепым «утверждение, что тантрийские буддисты пошли на кровосмешение и безнравственные поступки», и говорит, что в тибетских монастырях «нормы чувственного контроля и чистоты поддерживаются весьма высоким образом»138. Однако эту тему (сексуальные практики как один из допустимых путей в тантрическом буддизме) Кураев в своей работе и не затрагивает, а кроме того, Хофман в качестве аутентичного источника по тибетскому буддизму отнюдь не бесспорен139.
139
Например, Е.А. Торчинов как раз книгу «Основы тибетского мистицизма» называет неполезной, поскольку ее автор «по существу излагает свой собственный вариант Учения, в традиции неизвестный» (http:// dharma.org.ru/board/topic1725.html).