Кажется, это единственная в нашей литературе попытка в полноте показать духовный подвиг человека в страшных условиях лагерной несвободы.
Отец Арсений предстаёт в повести как идеальный старец-наставник, страстотерпец, прозорливый духовник, именем Божиим одолевающий все напасти земной жизни.
«“Часто задумывался я, — говорил Александр Павлович Авсеенков, — в чём сила о. Арсения? Мог ли он воззвать к совести людей или просто именем Бога потребовать выполнения необходимого долга?”
И Авсеенков решил, что требовал всё это о. Арсений от имени Бога» (74)*.
*Здесь и далее ссылки на повесть даются непосредственно в тексте по изданию: Отец Арсений. М., 1993 (с указанием страницы в круглых скобках).
Так и действует он всегда, именем Божиим — в самых страшных ситуациях, в эпизодах, когда, кажется, уже невозможно усмирить бесовскую стихию. Укажем лишь на один эпизод из многих:
«Уголовники бьют жестоко, одолевают политических. Кругом льётся кровь. Отец Арсений бросился к Сазикову и стал просить: «Помогите! Помогите, Иван Александрович! Режут людей. Кровь кругом. Господом Богом прошу вас, остановите! Вас послушают!»
Сазиков засмеялся и сказал: «Меня-то послушают, ты вот своим Богом помоги! Смотри! Твоего Авсеенкова Иван Карий сейчас прирежет. Двоих-то уже уложил. Бог твой, поп, ух как далёк!»
Смотрит о. Арсений — кровь на людях, крики, ругань, стоны, и так всё это душу переполнило болью за страдания людей, что, подняв руки свои, он пошёл в самую гущу свалки и голосом ясным и громким сказал: «Именем Господа повелеваю — прекратите сие. Уймитесь!» И положив на всех крестное знамение, тихо произнёс: «Помогите раненым», — и пошёл к своим нарам.
Стоит весь какой-то озарённый и словно ничего не слышит и не видит. Не слышит, как кладут у выхода из барака мёртвых, помогают раненым. Стоит и, уйдя в себя, молится» (29).
По свидетельству вспоминавших отца Арсения, он многих спас в лагерях — «добрым словом, заботой, помощью» (107) — духовной поддержкой. Сам он постоянно находился в молитвенном состоянии, творя Иисусову молитву, чем бы ни занимался:
«Господи! Иисусе Христе, Сыне Божий! Помилуй мя грешного”,— беспрерывно повторял он, совершая свою работу» (14).
«Люди верующие, общаясь с ним, видели, что душа о. Арсения как бы вечно пребывала в молитвенном служении в храме Божием, вечно стремилась раствориться в стремлении творить добро» (37).
Всё сказанное относится и к лагерным годам, и к жизни на воле, но ярче обнаружилось, конечно, в период неволи. Один из важнейших эпизодов — спасение молитвою от неминуемой смерти в течение двухдневного пребывания старца с молодым заключённым в карцере при тридцатиградусном морозе: именно теплота молитвы охранила их от неизбежного замерзания. Ещё более чудесным становится воскрешение отца Арсения, просившего Господа оставить его среди заключённых, ибо они слишком нуждались в его помощи.
Сам отец Арсений во всех подобных случаях отвергал разговор о чуде, в обыденном понимании, утверждая всегда действие Промысла Божия.
«Нет, со мной ничего такого не было, что бы можно назвать чудом…Часто мы не можем понять и осознать меру происходящего, раскрыть Волю Божию, Его руку, Промысел, Руководство. То, что происходило со мной, или то, что я видел вокруг себя, часто потрясало меня, повергало в трепет, и я начинал отчётливо видеть Волю Господню. Я не раздумывал и не задавал себе вопросов. Чудо ли это Господне или результат необычайного стечения обстоятельств в жизни. Я твёрдо верил и верю, что Господь привёл нас к совершившемуся, а следовательно, какими бы путями мы ни шли, во всём была только Его и Его Воля» (116–117).
Книга об отце Арсении тем и важна, что является не просто собранием многих весьма поучительных историй (пересказ которых сам по себе отобрал бы слишком много места) но: обозначением некоторых сущностных вопросов как духовной, так и самой обыденной жизни, своими ответами на эти вопросы.
Вот одно из центральных рассуждений в повествовании: соприкосновение с вопросом, который задают все без исключения: почему Бог допускает все эти страдания и несправедливости? Ответ-то, мы знаем, был дан ещё в «Книге Иова», но человек постоянно возвращается и возвращается к своему недоумению, ибо слишком мучительно оно. Отец Арсений, сам искушённый унынием, обретает в себе истинное понимание происшедшего: