Как и подобает православному священнику, отец Арсений предлагает не искать виновных на стороне, но обратиться к собственной греховности. И судит прежде всего себя. Такой ответ чужд многим, особенно носителям либерального антиэтатистского сознания, неподъёмен и для мнящих о своей праведности. Недаром один из заключённых-власовцев, для которых спор имеет жизненно страшное значение, не замедлил с оценкою: «Попик-то наш красненький… Придавить тебя надо за такую паскудную проповедь» (63).
В основе же ответа отца Арсения пребывает важнейшее его свойство— смирение. Может быть, это главнейшее достоинство повести: она призывает, указывая на пример старца, воспитывать в себе смирение — каждому.
Отец Арсений живёт в постоянстве сознавания своего недостоинства. А что удаётся ему — всё относит к помощи Божией. И во всём видит действие Промысла Его. Это и всегда важно сознавать, но на рубеже тысячелетий — без того просто не выжить.
Повесть о православном старце, воплотившем в себе обобщённо лучшие качества многих реальных подвижников, смеем утверждать, останется единственною в своём роде. Продолжать в подобной же форме невозможно: всё будет лишь холодным повторением. Необходимо искать новые художественные средства, отчасти не освоенные литературою, отчасти ещё не открытые.
В литературе XX столетия обозначились три выхода за пределы традиционного реализма. (Впрочем, можно и не выходить, преумножая искусство количественно и всё более истощая заложенные в реализме возможности.)
Три выхода этих суть: в модернизм (во всех вариантах) и через него в постмодернизм; в социалистический реализм; и в то искусство, которое, за неимением пока лучшего термина можно обозначить как духовный реализм. Первый особенно ярко проявил себя в период «серебряного века», второй — в советское время, третий ещё не вполне обозначил себя — а наиболее отчётливо, кажется, лишь в творчестве И.С.Шмелёва.
Социалистический реализм опередил и сделал пошло примитивными те особенности эстетического освоения бытия, какие могли бы развиться при духовном его восприятии в качественно новом типе творчества: создавая свою псевдорелигию, партийная идеология (и включённое в неё искусство) показывала в кривом мутном зеркале и то, что требовало отражения чистейшего.
Один из персонажей Л.Бородина, бывшая «звезда» попсовой культуры, это точно выразил:
«…Почему стыдно было петь нормальным голосом? Почему ломал его и выпендривался? Сейчас могу спокойно ответить на этот вопрос.
Это всё они, «комуняки»! Стриженые затылки! Они всё обгадили, всё человеческое как дерьмом вымазали коммунистической брехнёй. Даже обычные слова: любовь, родина… Даже голос человеческий опохабили и превратили в инструмент пропаганды. Ведь что с мозгами случается, когда я, к примеру, слышу нормальный баритон где-то со стороны? Я же морщусь. Мне противно. Что бы он ни пел, я во всём слышу: «Партия — наш рулевой!»» (208).
Этим соцреализм открыл дорогу постмодернизму, который на отрицании и высмеивании всего начинает утверждать себя: социалистическое ведь искусство, опираясь на ложь идеологии, втягивало в свою орбиту и всё доброе, опорочило это доброе, заставило увидеть его в отталкивающем облике.
Сможет ли духовное начало, заложенное в русской культуре, преодолеть вставшие перед нею соблазны?
Примечания
1. Русская литература XX века. Дооктябрьский период: хрестоматия. М., 1980. С. 13.
2. Там же. С. 10.
3. Там же. С. 13.
4. Там же. С. 12.
5. Там же. С. 12.
6. Там же. С. 11.
7. Иоанн (Маслов), схиархимандрит. Симфония по творениям святителя Тихона Задонского. М., 1996. С. 840.
8. Русская литература XX века… С. 15.
9. Там же. С. 16.
10. Там же. С. 15.
11. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995. С. 164.
12. Там же. С. 165.
13. Цит. по: Есаулов И.А. Указ. соч. С. 161.
14. Там же. С. 160.
15. Ильф И. Петров Е. Двенадцать стульев. Золотой телёнок. М., 1959. С. 492.
16. Гайдар Аркадий. Собр. соч. Т.2. М., 1964. С. 289.