Тут столько путаницы, что распутать мудрено. Попробуем. Национализм — действительно, плохо. Национальное самосознание необходимо. Будем точны в словах, если уж мы филологи. Подлинно православные никогда не могут считать, что они лучшие. Худшие. И не скажет русский православный человек, что у него настоящий Бог. Ибо Бог един и нет настоящих и не настоящих богов. Но есть верное и неверное понимание Бога — в различных религиях. Полнота Христовой Истины — в Православии. Но никакого национального чванства основать на том невозможно: Православие существовало тогда, когда русскому народу ещё тысячу лет оставалось ждать своего исторического бытия. Православие — дар нам от Бога, хоть мы того и недостойны. Тут не кичиться следует, а скорбеть о недостоинстве и стараться хоть ненамного избыть его. Сознание же своего служения Православию — как может оскорблять Бога и нацию? Вот отказ от такого служения нас и впрямь оскорбляет. Бог же поругаем не бывает (Гал. 6, 7).
Вот что мы видим: православный тип мироосмысления всегда будет чужд и ненавистен гуманистическому мышлению, потому что заставляет отвергнуть основные его принципы, и прежде всего эвдемонические стремления. Это точно выразил Достоевский:
«ПРАВОСЛАВНОЕ ВОЗЗРЕНИЕ,
В ЧЁМ ЕСТЬ ПРАВОСЛАВИЕ
Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, — есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страдания.
Человек не родится для счастья. Человек заслуживает своё счастье, и всегда страданием.
Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание (т. е. непосредственно чувствуемое телом и духом, т. е. жизненным всем процессом) приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себе» (7,154–155).
Назначение России — нести в себе удерживающее начало и противостоять тайне беззакония. Ибо в том решаются судьбы мира.
Так осуществляется Промысл Божий. Он осуществляется посредством синергии, соработничества человека с Богом, через соединение воли человека, познавшего смысл своего бытия, с волею Творца — в деле спасения. Христос Спаситель восстановил в Себе, как в Новом Адаме, разорванное единство человеческого бытия. Но человек должен сознательно совершить волевое движение к соединению со Христом. Если он откажется от того, удерживающий будет взят. Для соединения же со Христом необходимо пребывание в Православной Церкви.
Этого ныне не желают сознавать многие, взявшие своего рода монополию на русский патриотизм. Они готовы отстаивать что угодно, только бы утвердить амбициозные притязания на высшую ценность самодовлеющего русского начала, в котором они видят абсолютную самодостаточность. Собственно, это есть национальная (и националистическая) разновидность гуманизма, в котором теперь место человека занимает этническое множество. Идеологами такого мышления являются историк О.Платонов, писатель А.Проханов, скульптор В.Клыков, публицист М.Антонов и др. Их credo— Россия превыше всего. При этом даже тогда, когда иные из этих «патриотов» заявляют о своей православности, их вера колеблется на зыбкой грани между абстрактным христианством и язычеством. Таково творчество В.Личутина, например, никогда не понимавшего подлинно не только Православия, но и смысла веры вообще. Есть писатели, самый яркий среди них С.Алексеев, которые соединяют патриотическую идею с языческим оккультизмом (впрочем, это тавтология).
Россия превозносится этими людьми как мощное государство, как всемогущая империя. И это мыслится как самодостаточность русского бытия. Державники, не задумываясь о подлинном предназначении Державы, готовы вознести даже фигуры Ленина и Сталина за их якобы заботу о государственной мощи России. Но для Ленина, относившегося к русскому народу с презрением, Россия существовала лишь как вспомогательное средство для раздувания пожара мировой революции, в котором он готов был спалить всю русскую жизнь. Сталин же видел в России мощное средство самоутверждения. Он имел державное мышление, ясно сознавая, что его собственное величие только тогда станет несомненным, когда будет опираться на мощь страны, в которой он осуществлял своё всевластие. Русский же народ для него был опять-таки не более чем средством, и расходовать его, когда это мнилось необходимым для достижения личных целей, Сталин не колебался. Само соединение патриотической идеи с космополитической коммунистической идеологией, ныне кое-кем утверждаемое, является обыденным недомыслием.