В 1929 году Соловки были так переполнены, что часть лагерников первого набора отправили в ссылку в отдалённые концы страны. Ширяев попал в Ташкент. Мелкая журналистика в местных газетах, преподавание в Ташкентском университете несколько скрасили быт ссыльнопоселенца. Гонимый писатель задумал даже писать книги здесь: тема — народная смеховая культура. Одна из его книг так и называлась «Кукольный театр в Средней Азии». Наиболее удачные рассказы и зарисовки печатались в московских журналах. Но вот срок ссылки истёк, и Борис Ширяев отправился в Москву, в свой родной город. На календаре значился 1932 год. Видно, не рассчитал писатель, что делать этого было нельзя. Органы неусыпно следили за составом столичных жителей, и стоило Ширяеву очутиться в Москве, как он тут же был арестован и посажен в тюрьму. Потянулись мучительные годы скитаний по этапу, истязаний и постоянного голода. В 1936 году его сослали в Ставропольский край, где началась относительно спокойная жизнь. В городе Черкесске он устроился учителем в школу, преподавал русский язык и литературу. Его ученик Евграф Лапко вспоминает, как живо, ярко и увлекательно вёл уроки Борис Николаевич, как умело и тонко прививал он любовь к чтению русских классиков. А в частных беседах мог поведать и о своём московском детстве, и о странствиях за границей, и даже о страшной каторге, на которой так много перетерпел. В школе Ширяев, помимо уроков, вёл ещё художественные кружки, занимался с детьми театральными постановками. Такое общение пробудило интерес к учению даже у безнадёжно отстающих лентяев. Устроилась и личная жизнь ссыльного писателя: в Черкесске он женился на студентке учительского института Нине Ивановне Капраловой. Вскоре у них родился сын Лоллий. Неприятности начались, когда Ширяев устроился преподавателем в Учительский институт. Здесь царила атмосфера подозрительности и доносительства, и вскоре Борис Николаевич, преподававший студентам немецкий язык, был предан суду. В вину ему ставили опоздания и срыв занятий. Бывалый каторжник, зная что разбирательство носит гражданский, а не политический характер, решил позлить судей. На вопрос: «Ваше происхождение?» громко и резко отвечал: «Дво-ря-нин!» О своём воинском звании также во всеуслышание заявил: «Штабс-капитан!» Отделался штрафом.
И всё же Черкесск пришлось покинуть. Обосновался в Ставрополе. В этом городе его и застала война. После прихода немцев Борис Ширяев берётся за издание свободной русской газеты «Утро Кавказа». Конечно, она не могла быть враждебной оккупационным властям, да и её редактору, перенесшему ужасы советских концлагерей, не приходилось определяться со своей позицией — она сама по себе могла быть только антибольшевицкой. Одна лишь теплилась надежда: падут насильственные режимы и, наконец, настанет время отстраивать Православную Россию, отвечающую всем народным чаяниям. «Утро Кавказа» выделялась среди оккупационных газет своей национальной нотой и прочитывалась русскими людьми с жадностью. Помимо газетной работы Ширяев занимался ещё написанием листовок с обращением к советским солдатам не проливать кровь за своих мучителей — большевиков. Вместе с тем писатель бесстрашно включается в оперативную службу по освобождению военнопленных, помогая соотечественникам выйти из-за колючей проволоки. Так поступал он с большим риском для себя и своей семьи.
Поражение немцев в ходе войны привело к неминуемой эвакуации из Ставрополя всех, кто был занят там антибольшевицкой деятельностью. Борис Ширяев в 1944 году переселяется в Берлин и какое-то время продолжает писать статьи и листовки. Пробует он войти в деловые сношения с эмигрантами первой волны, для чего пришлось накоротке пожить и в Белграде. Но война против большевиков уже была проиграна и оставаться в Германии не представлялось возможным. В феврале 1945 года Борис Николаевич вместе с семьёй переезжает в Италию, где вскоре попадает в беженский лагерь. Бедствия, голод, болезнь — вот что ожидало его как «Ди-Пи»— сокращенное название перемещённых лиц в Италии. Днём писатель старался хоть как-то заработать на хлеб — мастерил куклы и продавал их на улице, а вечером при огарке свечи брал перо и сочинял. Только вряд ли его произведения, созданные в лагере, можно назвать сочинениями. «Соловецкая заутреня»— так Борис Ширяев назвал свой первый рассказ-воспоминание о каторжных годах на далёком северном острове. Не вымыслом и сочинительством отмечены те страницы, а живым воссозданием ужасной обстановки, в которой пребывали духовно необедненные люди. Рассказ этот — пролог большой книги, контур её ещё неясен был и самому автору. «Соловецкая заутреня» опубликована в только что созданной тогда парижской газете «Русская мысль».