Обращение Димитрия к местному духовенству и мирянам, датированное самим архиепископом 5 марта, довольно примечательно. Вначале владыка писал о «губительных непорядках, допущенных бывшим правительством... которое постоянно и искусно вводило всех нас в заблуждения. Ныне Промыслитель предоставил нас самих себе. Ныне Сам Царь Небесный занял Престол Русского Царства, дабы он Единый и Всевышний был верным помощником нашим в постигшей нас великой скорби, в бедствиях, нагнанных на нас руководителями государственной жизни нашей». Очевидно, в данном послании можно было усмотреть закамуфлированную монархическую пропаганду. Однако вскоре на имя министра внутренних дел и обер-прокурора Синода пришла телеграмма из Симферополя от губернского комиссара Харченко с сообщением, что после «личных переговоров с архиепископом все недоразумения устранены» и владыка «выразил полную готовность подчиниться новому правительству.»
Четвертого марта Пермский епископ Андроник (Никольский) выпустил «призыв ко всем православным христианам», где говорил о «междуцарствии» как о Божьем испытании, посланном России. Призывая повиноваться Временному правительству, владыка просил прихожан «умолять Бога, да не оставит Он нас надолго без Царя, как детей без матери», а все случившиеся события называл «скорбным унижением», выражая надежду, что с Божьей помощью Россия получит «родного Царя».
Вскоре в Синод пришла телеграмма от Пермского комитета общественной безопасности, в которой сообщалось, что в проповеди Андроник «сравнивал Николая II с пострадавшим Христом и взывал к пастве о жалости к нему, сам называется на арест (но) арест нежелателен просим выслать вызов в Петроград». Обер-прокурор Синода Львов послал епископу телеграмму: «Ввиду полученных сведений, что Вы стали на защиту старого строя. прошу немедленно сообщить сведения по настоящему предмету».
Андроник отвечал с достоинством (стиль его писаний диссонирует с подобострастными по большей части оправданиями архиереев-«монархистов»). Так, говоря о новой власти, он писал: «Временному правительству подчиняюсь... однако боюсь только Единого Бога». Сообщал епископ также, «что создаваемый разными комитетами и советами рабочих террор в противовес нашим призывам к миру. быстрым шагом ведет к погибельной анархии. Не боялся я прежде писать высшим властям и даже лично. говорить царю о неотложной борьбе со всякой неправдой, что в народе зреет опасная смута, не боюсь и Временного правительства». О ситуации в Перми Андроник писал, что от «анонимных советов и разных комитетов бегут и комиссары правительства... Уверяю вас, что недалеко время, когда все это вызовет страшное народное негодование до ужасной междоусобицы, которую и поджидают немцы». Очевидно, такой ответ не удовлетворил Львова, который направил запрос о деятельности владыки секретарю местной духовной консистории.
Секретарь консистории П. Зеленов писал Львову, что 4 марта, после получения сведений об отречении императора, Андроником было сделано словесное распоряжение о возношении на богослужении имени великих князей Михаила Александровича и Николая Николаевича. 7 марта было сделано распоряжение о поминовении новой власти. 19 марта владыка приводил к присяге «граждан. с призывом к верной и нелицемерной службе Государству Российскому». Никакой компрометирующей информации на архиерея рапорт секретаря не содержал.
Узнав про этот «секретный» запрос, Андроник писал обер-прокурору: «Я уже посылал вам объяснение моей “опасной” по нынешним временам деятельности. недоумеваю, на каком основании находите обвинять меня в возбуждении народа не только против Временного правительства, но и против духовных властей вообще». В письме содержалось пожелание читать его «призыв» от 4 марта «как он есть». Наверное, понимая, что обер-прокурор прочитает его «как есть», Андроник оборонялся чрезвычайно тонко, защищая юридически неуязвимую позицию. В «акте об отказе от престола в. к. Михаила, узаконяющем Временное правительство, сказано, что после Учредительного собрания у нас может быть и царское правление, как и всякое другое, смотря по тому, как выскажется Учредительное собрание. подчинялся я монархии, подчинюсь и республике. до того же времени ни один гражданин не лишен свободы высказываться о всяком образе правления для России, в противном случае излишним будет и Учредительное собрание, если кто-то уже бесповоротно вырешил вопрос об образе правления в России».