И наверное, самое важное: Февральская революция в отличие от Октябрьской, по сути, расколовшей общество, была кратким мигом консолидации фактически всего общества уже бывшей Российской империи. Ее приветствовали люди совершенно разной политической ориентации, от Ленина до Пуришкевича.
Многим казалось, что она остановит хаос и беспорядок. Так, например, небезызвестный профессор Московского университета И.А. Ильин писал, что «русская революция 1917 года была с самого начала революцией во имя порядка. Старая власть отошла в прошлое под флагом “беспорядок во имя самодержавия, поражения и сепаратного мира”... февральский переворот... есть порождение всенародной воли к порядку, т.е. к свободной организации народа и всенародного сознания, что демократический строй необходим для победы, а с победой связана судьба русской демократии». Неизвестно, вспоминал ли впоследствии идеолог монархии о своих выступлениях после Февральской революции.
Епархиальные архиереи и духовенство: борьба за власть
Четвертого марта, явившись в Синод, В.Н. Львов сразу же приказал убрать из зала заседаний царское кресло. Такой символический жест мог быть интерпретирован не только как разрыв союза поверженного самодержавия и Церкви, но и как гарантия независимости последней от государственной власти вообще. Однако сам обер-прокурор считал иначе, и 14 апреля по его инициативе старый состав Синода («церковная цитадель, в которой засели агенты старого строя») указом Временного правительства был распущен. В новый Синод были приглашены экзарх Грузии, впоследствии архиепископ Тифлисский Платон (Рождественский), архиепископ Ярославский Агафангел (Преображенский), епископ Уфимский Андрей (Ухтомский), епископ Самарский Михаил (Богданов), протопресвитер Н. Любимов и протоиереи А. Смирнов, А. Рождественский и Ф. Филоненко. Единственным человеком, перешедшим из старого состава Синода в новый, был архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), впоследствии советский патриарх, слывший уже тогда в церковных кругах «оппортунистом».
Новые члены высшего церковного органа считались более либеральными и не противодействовали кампании по очистке Церкви от «распутинского епископата», которую Львов начал еще при старом Синоде с самых одиозных, по его мнению, фигур, таких как Петроградский митрополит Питирим (Окнов), Московский — Макарий (Невский) и Тобольский архиепископ Варнава (Накропин).
Питирим и Варнава, без сомнения, были два самых ненавидимых и презираемых иерарха предреволюционной России. Назначенные на свои кафедры без обсуждения Синодом, по личному распоряжению императора, владыки считались не без основания главными протеже Распутина. Сразу после переворота 28 февраля Питирима арестовали и препроводили в Государственную Думу. В столице даже ходили слухи, что митрополита арестовали в бане.
Появление его в Таврическом дворце было «встречено со стороны солдат и народа враждебно». Митрополиту сообщили, что распоряжения о его аресте со стороны Временного комитета не было. Однако владыка, очевидно, опасавшийся расправы, пожелал поначалу оставаться в здании Думы. После переговоров с депутатами он согласился вернуться в Александро-Невскую лавру. Уезжая, преосвященный подал М.В. Родзянко прошение об увольнении.
Конечно, перепуганный владыка с прошением обращался явно не по адресу. Только через несколько дней, 5 марта Питирим писал первоприсутствующему в Синоде митрополиту Владимиру: «Настоящее мое положение в иерархии церковной постоянно тяготило меня, и я всегда был готов отказаться от управления и уйти на подвиг молитвы в какой-нибудь монастырь». Митрополит испрашивал разрешения поселиться в пределах Владикавказской епархии, а в случае же невозможности или «других уважительных причин» направить его в любую другую епархию, епископ которой «согласился бы принять меня». Определением Синода на следующий день Питирим был уволен с назначением ежегодного пособия в размере 4 тыс. рублей.