Вскоре после революции епископ Леонтий (Вимпфен), незадолго до этого переведенный в епархию викарием, начал активно выступать против местного епархиального архиерея Палладия.
По его словам, Палладий после революции «растерялся, страшно боялся ареста, бездействовал, прятался». Более того, Леонтий прервал всякое каноническое общение с Палладием и запретил поминать его за богослужением. Данный случай был экстраординарным даже в эпоху революционных «нестроений» в Церкви.
Епископ Леонтий с 1914 г. три раза перемещался с одной викарной кафедры на другую. Из Казани был переведен в Тифлис, оттуда в Оренбург и затем в Саратов.
В письме обер-прокурору Синода от 10 марта Леонтий сообщал о своей нелегкой и «неравной» борьбе с «приверженцами распутинского режима». По его словам, он уже давно знал об общении епископа Палладия с Распутиным. Якобы сам Палладий, «желая, вероятно, меня запугать, рассказал мне, как “Григорий Ефимович” к нему милостив и как он им был выдвинут даже на кафедру экзарха Грузии». Викарий писал также, что ему стоило огромных усилий убедить Палладия созвать духовенство и послать правительству телеграммы. О себе Леонтий сообщал, что он не желает «лицемерить ни пред престолом Божьим, ни пред народом, совершая богослужения с... приверженцем Распутина».
В свою очередь, противники викарного епископа считали, что его выступления против Палладия имеют «личные причины». Выдвигались и обвинения викария в приверженности к «немецкой партии». «Леонтий, — писал ректор местной семинарии, — по своему происхождению немец (барон фон Вимпфен), а по матери племянник генерала от “кувакерии” Воейкова, который пред отречением бывшего царя советовал ему открыть. фронт для усмирения русской “сволочи”».
На состоявшемся в апреле съезде духовенства и мирян «бурные прения, каких до сего дня не знала Саратовская епархия, закончились единодушным приговором о немедленном удалении епископа Палладия и вкупе с ним и епископа Леонтия».
Несмотря на телеграмму обер-прокурора Львова, в которой тот просил «не прибегать к насилию, выжидать решения Синода», представители духовенства обратились в Военный комитет с просьбой содействовать в удалении Палладия. Комитет признал пребывание епископа в Саратове «вредным... как лица, не соответствующего убеждениям переживаемого момента». Преосвященный был арестован и 23 апреля под конвоем отправлен в Петроград в распоряжение обер-прокурора Синода.
Еще раньше по предложению В.Н. Львова в епархию отправилась ревизия во главе с начальником канцелярии обер-прокурора Ф. Виноградовым, чтобы на месте разобраться в сложившейся ситуации. В своем отчете о поездке в Саратов он принял сторону епископа Палладия. По его мнению, отношение епархиального владыки к новому государственному строю было «с самого начала доброжелательным и искренним».
Как следует из отчета, местные власти лояльно относились к архиерею, которого считали «безвредным для нового строя». Однако, судя по всему, к ссоре двух епископов саратовские власти относились с некоторым юмором. Так, комиссар по управлению Саратовской губернией Н.И. Семенов в беседе с Виноградовым назвал выступления викарного епископа Леонтия «булгою».
Конечно, следует учитывать, что, говоря о лояльном отношении властей Саратова к Палладию, Виноградов имел в виду позицию представителей Временного правительства. Военный комитет, арестовавший владыку, действовал в городе как независимая политическая сила, не подчиняясь ни комиссару правительства, ни местному Совету.
На заседании Синода 5 мая Виноградов сделал пространный доклад о Саратовской епархии, по мнению члена Синода Н. Любимова, вполне «благоприятный» для Палладия. Говоря о Леонтии, ревизор «прямо признал его интриганом». По его мнению, Леонтий, как «человек зловредный, должен быть удален из Саратова». Обер-прокурора не совсем устраивал такой вывод. Он считал, что «Палладий — несомненный распутинец, что он сам сознался в своей близости к Распутину и подал прошение об увольнении на покой». В конечном счете Синод принял соломоново решение: уволил обоих епископов. Разница заключалась лишь в том, что Леонтия уволили без пенсии.
Леонтий с таким решением был не согласен. «Не вижу за собой никакой вины, — писал он обер-прокурору, — а ревизия Виноградова была в мое отсутствие, и никто из лиц, которые могли бы дать показания в мою пользу, не допрашивались. Все это не соответствует обновленному православному строю».