Иконами пятого рода называются те, которые служат прообразованием и предначертанием будущего, как например: купина (Исх. 3, 2) и роса, падшая на руно (Суд. 6, 40), прообразовали Деву и Богородицу: также жезл (Чис. 17, 10) и стамна (Исх. 16, 33). Так, медный змий (Чис. 21, 9) предуказывал, что люди Крестом исцелены будут от угрызения змия искони лукавого. Так, море прообразовало воду Крещения, а облако — Дух, нисходящий на крещаемого.
Шестой род икон составляют изображения, делаемые для памяти — изображение какого-либо чуда или добродетели, в славу и честь память великих и отличных мужей; или изображения порока к безславию и посрамлению людей порочных, и с тою целию, чтобы из сих изображений после потомство получало себе наставление, т.е. чтобы мы убегали пороков и шли вслед добродетели. Сии изображения бывают двух родов.
Во-первых, слова буквами пишут в книгах; ибо буква есть изображение слова. Так Бог начертал закон на скрижалях (Исх. 31:18, 32:16) и повелел описать жизни возлюбленных Себе мужей.
Во-вторых, оставляют для памяти чувственное какое-нибудь изображение: так Бог повелел положить в Кивоте стамну и жезл, в вечное напоминание; так повелел изваять на камнях нарамника имена колен (Исх. 28, 21); также взять двенадцать камней из Иордана, дабы они означали Священников, несших Кивот (о сколь великое поистине таинство для верных!), и оскудение воды (Нав. 4, 3-9). Подобным образом и ныне мы стараемся изображать на иконах мужей, прославившихся добродетелями, для воспоминания о них, и возбуждения себя к соревнованию им. И так или всякую икону отвергни, и постанови свой закон, если противишься закону Того, Кто повелел быть сему; или принимай каждую сообразно с значением и целью каждой.
В-третьих, что и как можно изображать, и чего нельзя?
Тела изображать очень можно, потому что они имеют вид, телесное очертание и цвет. Ангел, душа, демон, хотя и не имеют телесной грубости, но также имеют вид и пределы, свойственные своей природе; ибо мы верим, что они, как существа духовные, в духовных областях духовно присутствуют и действуют. Посему и их можно изображать в телесном виде, как изобразил Моисей Херувимов, и как они сами являлись достойным; только надобно видеть в телесном образе нечто безтелесное и духовное. Одно Божеское естество не имеет ни очертания, ни вида, ни образа, ни пределов. Хотя Священное Писание, по-видимому, и Бога изображает в телесных образах, но так, что хотя изображения видимы, а самые образы безтелесны. Ибо Пророки и те, коим они открывались, видели их не телесными, а умными очами; ибо не все могли видеть их. Кратко сказать: мы можем делать изображения всему, что видим, и представляем в уме так, как видели. Ибо хотя мы умом составляем понятия, но к сим понятиям восходим от предметов, подлежащих зрению. Так о том, что мы понимаем посредством чувств: обоняния, вкуса и осязания, мы можем посредством разума образовать понятия.
Итак, мы знаем, что ни Бога, ни души, ни духа по природе их видеть невозможно; но в изображении видеть их можно. Ибо промысл Божий облекает в образы и виды существа безтелесные, необразные и не имеющие вещественного вида, дабы руководствовать нас хотя к слабому и неполному их познанию, чтоб мы не остались в совершенном неведении о Боге и безтелесных тварях. Бог, по естеству Своему, совершенно безтелесен. Ангел, душа и демон, в сравнении с Богом, единым несравненным, суть тела; а в сравнении с вещественными телами, безтелесны. Итак, Бог, не желая оставить нас в совершенном неведении о безтелесных существах, облек их в черты, образы и виды, свойственные нашей природе, — в виды телесные, чрез которые они созерцаются невещественным оком ума. И сим-то образом мы их представляем и изображаем. Иначе как можно было бы представить и изобразить Херувимов? Священное же Писание представляет в видах и образах и Самого Бога.