ГЛАВА ПЕРВАЯ
Мы веруем, что спасаемся единым Иисусом Христом, что только „чрез одного Христа мы можем быть приняты Богом» [95], – но мы также веруем (и в этом находим себе постоянное свидетельство в своей совести), что Бог удостаивает части каждого соответственно его добрым делам» [96], что „нет другого пути (получить отпущение грехов и надежду на наследство обещанных благ), кроме того, чтобы познавши нашего Христа и омывшись тем крещением во оставление грехов, о котором возвещал Исаия, вы жили потом без греха» [97]; что „после благодати Божией, надежду спасения нужно полагать только в собственных делах (oiceioiV catorJwmasi) [98]. «Царствие Божие нудится» и только „нуждницы», т. е. употребляющие усилие, труждающиеся „восхищают е» (Мф. XI, 12). I. Христос пришел не разорить закон, но исполнить (Мф. V, 17). Человек, оправданный и освященный, не по необходимости делает, а должен делать добро, потому что „всякий получит от Господа по мере добра, которое он сделал» (Еф. VI, 8). Добро, таким образом, не плод и не свидетельство спасения только, а один из прямых виновников последнего, которым „открывается человеку свободный вход в вечное царство Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа» (2 Петр. I,11).
Поэтому жизнь человека после крещения отнюдь не состояние бездеятельного блаженства и непроизвольного доброделания (как она должна представляться на западе), а наоборот, деятельное последование Христу (Кол. III, I – 14). Земная жизнь – сеяние, а загробная – жатва, и потому человек должен сеять добро, чтобы потом наследовать блаженство (Гал. YI, 7 – 10), он должен, как прилежный муравей, скоплять плоды для будущей жизни [99]), собирать себе то „неветшающеее богатство, собирать которое не только не порок, но и великая добродетель и награда» [100].
Итак, человек оправданный делает добро произвольно и постоянно сознает и убежден в том, что делает „ради чести в царстве небесном», чтобы ему „заслужить похвалу от Бога, как добрый раб, и удостоиться каких-нибудь почестей» [101]; так что, если бы не было этого убеждения, если бы человек не ожидал этой награды на небесах, тогда и добродетельная жизнь была бы бессмысленной и потому невозможной. „Кто захотел бы принимать на себя столь горькие труды, если бы не имел сладкой надежды во Христа?" [102]. „Стали ли бы мы соблюдать себя в такой чистоте, если бы мы не признавали, что Бог бодрствует над человеческим родом? Конечно, нет. Но так как мы веруем, что отдадим отчет во всей настоящей жизни Богу, сотворившему и нас, и мир: то мы избираем жизнь воздержную, человеколюбивую и уничиженную, – зная, что здесь не можем потерпеть, хотя бы нас лишили жизни, никакого зла, которое бы сравнялось с благами нам уготованными от Великого Судии за кроткую, человеколюбивую и скромную жизнь» [103]. Доброделание, таким образом, есть необходимое условие спасения.
Но здесь опять можно спросить, в каком смысл доброделание признается условием спасения: оно может быть только внешним основанием для получения спасения, но может быть и условием в собственном смысле, производителем спасения. Тот и другой ответ, будучи весьма близки один к другому по форме, со стороны своего содержания весьма, чтобы не сказать, в корне различаются один от другого: они могут служить выразителями двух совершенно противоположных, взаимно исключающихся жизнепониманий: мирского, языческого и христианского.
[95] Кирилл Алекс, т. III, 294. Творения. Перевод при Моск. Дух. Академии. Во всех цитатах русская буква “т” означает том по русскому переводу; латинская t – том греческой серии Patrologiae Migne.
[96] Т. I, 227.
[97] Св. Иустин Мученик. Разговор с Трифоном. 44. См. Сочинения древних христианских апологетов. Издание Свящ. П. Преображенского. М. 1867. Стр. 214.
[98] Златоуста. In Io Hom. XXI, 3 (Migne S. G. t. LIX, col. 132).