- Тебе дали медаль?
- Мне дали выговор с занесением в личное дело.
- За что?
Он ухмыльнулся.
- За некомпетентность. За то, что неправильно действовал в бою, людей угробил, — он выплеснул в рот остатки водки. — Но мороз и голод дали мне медаль, они мне ее дали, Эвелина.
На лестнице раздались шаги.
Глава 17
- Я привезла к тебе дочь, чтобы ты воздействовал на нее авторитетом, она нажралась, как лахудра, а теперь ты сидишь и пьешь с ней водку посреди ночи, — сказала Рита, запахивая халат на роскошной груди.
- Я не пью водку с ней. Я пью ее сам. И уже утро.
- Ты считаешь, что уже можно выпить?
- Да, я так считаю.
- А почему ты пьешь сам? Ты не единственный, кому нужно похмелиться.
Он налил в бокал приличную дозу, можно было не опасаться, что Рита блеванет от ранней опохмелки. Так оно и случилось.
- Что за хамство — не закусывать самогон? — с отвращением сказала Рита, выдохнув воздух.
- Это не самогон. Можешь взять в холодильнике огурец.
- Могу.
Рита взяла огурец. И сыр, и колбасу, и холодное мясо — она никогда не жаловалась на похмельное отсутствие аппетита.
- Что делает Берта? — спросил он, когда Рита разместилась рядом со своими тарелками.
- Что может делать человек, который без сознания? — Рита пожала плечами.
- А почему она без сознания в твоей шубе? Рита задумалась.
- По-моему, я ей эту шубу подарила.
- А в чем ты поедешь домой?
- Я что, уже должна ехать домой?
- Нет, посиди еще.
- А полежать ты уже не предлагаешь?
- Я и не предлагал.
- Ну, тогда налей, хотя бы. Он налил и они выпили. Рита вздохнула.
- Хорошая баня пропала. Все из-за тебя, — она метнула уничтожающий взгляд в Эвелину.
- А вам там не было тесно втроем? — нейтрально спросила Эвелина.
- Представь себе, нет. Пока ты не появилась.
- Я понимаю.
- Что ты понимаешь? — Рита повысила голос. — Как матери замечания делать, это ты понимаешь?
- Я просто…
- Заткнись.
Он начал понимать, что жизнь Эвелины с Ритой была далеко не сладкой.
Наверху лестницы появилась встрепанная Берта в шубе. Она была похожа на непроспавшийся манекен из бутика.
- Пьянка, — обреченно сказала она и начала медленно спускаться по ступенькам, но на середине лестницы вдруг рванулась вниз и исчезла в туалете.
- Осторожно! — крикнула ей Рита через дверь. — Эта шуба стоит пять тысяч долларов!
Шуба была дорогой, но стоила максимум тысячи две. Занимался холодный рассвет, пора было покормить собак, он встал, чтобы нарубить им мяса, и тут от ворот донесся слабый автомобильный сигнал. Он взглянул на монитор у входной двери, но камера ухватывала только серебристый капот, руки на руле и чью-то крепкую челюсть за тонированным сверху стеклом.
- Кто это? — спросила Рита.
- Понятия не имею, — ответил он и пошел посмотреть. Владимир не нашел нужным выйти из машины, он только приспустил стекло и широко улыбался в щель.
- Привет! Мне бы Ритку повидать, дело есть.
Он знал этого типа, шапочно, видел пару раз. И усмехнулся в ответ:
- Ну, проезжай.
Берта выходила из туалета как раз в тот момент, когда они вошли в дом, и Владимир уставился сначала на нее, а потом уже перевел взгляд на Риту и Эвелину, сидевших за столом.
- Здравствуйте, ангелы мои!
Рита смотрела на него ошарашено, Эвелина молча отвела взгляд. Нимало не смущаясь, гость сбросил дубленку в кресло и быстро потер украшенные парой перстней руки.
- Почему не слышу оваций?
Владимир был высоким, широкоплечим мужчиной, очень фотогеничным, хотя и с заметной плешью в свои 35 лет. Не дожидаясь приглашения, он прошел к столу.
- Что ты здесь делаешь? — наконец, выдавила из себя Рита.
- А почему ты не спрашиваешь, как я доехал? Нормально доехал. Хотя и нелегко было выбраться из Парижа на те копейки, что ты мне оставила. Я потратил на тебя все свои деньги, ты же знаешь.
- Откуда у тебя свои деньги?
- От верблюда. Я замерз и хочу есть. Вы позволите присоединиться?
Не дожидаясь ответа, Владимир плеснул себе водки в чей-то бокал и ухватил кусок сыра чьей-то вилкой. А он смотрел со стороны на жующего Владимира и тихо удивлялся. Неужели этот человек не понимал, что здесь ему могут просто открутить голову? Или у него было что-то в рукаве? Владимир не был умен и мог как угодно далеко оторваться от местных реалий, мотаясь по Парижам и Лондонам, но он, все-таки, был русским. Не мог же он всерьез полагать, будто этот лес и парк Тюильри — одно и то же?