- Перед тем, как насладиться дичью, — сказал охотник, — мы должны ее забить, мы должны насладиться охотой, — он принял из рук Берты тяжелый охотничий арбалет.
- Что? — Владимир презрительно скривил губы. — Что ты гонишь, какая охота? У тебя что, еще и мяса нет?
- Есть, — охотник вложил арбалет в руки Рите. — Ты — мясо. Раздевайся.
- Ритка, у него что, крыша съехала, у твоего козла? Обдолбался, что ли?
Охотник быстро взял в руку цевье арбалета и нажал другой рукой на палец Риты, лежавший на спусковом крючке. Тетива тренькнула, Владимир взвыл, — стальная стрела впилась ему в правое плечо.
- Теперь тебе раздеваться будет намного труднее, — охотник подошел к упавшему на колени Владимиру и хлестнул его арапником поперек лица, Владимир взвыл еще громче, тонко и хищно завизжали собаки, перебирая лапами по снегу, — но ты разденешься и побежишь.
- Не надо! — изжелта-побледневшее лицо Владимира заливала кровь и слезы. — Я…
Охотник снова ударил его по голове:
- Раздевайся.
Не переставая подвывать, Владимир начал стягивать с себя дубленку. Рита отвернулась, ее трясло, но Эвелина не отводила глаз, Берта смотрела бесстрастно.
- В пяти километрах отсюда, всего в пяти километрах, — говорил охотник, — оживленная трасса. Если ты добежишь туда, можешь остановить машину и рассказывать все, что хочешь, мы тебя отпустим. Я дам тебе фору в сто метров, потом спущу собак, и мы будем на тебя охотиться.
- Это убийство! — прорыдал Владимир. — Я…
- Конечно. Никто не собирается играть с тобой в благородство.
Мы будем убивать тебя долго, больно и мучительно. Снимай трусы и обувь.
- Я больше не могу! — беззвучно сказала Рита.
- Возвращайся в дом, — тихо сказал он ей на ухо и вынул из ее рук арбалет.
Владимир не хотел вставать, пришлось бить его. Потом он вдруг вскочил и рванул изо всех сил, ломая хрупкий наст огромными ступнями, вслед за Ритой. Собаки без команды сорвались с места и мгновенно сбили его с ног. Рита испуганно оглянулась и пошла быстрее, втянув голову в плечи.
Охотник подбежал к хрипящему и воющему клубку тел и арапником отогнал черных.
- Сидеть!
Затем несколько раз перетянул бело-красное.
- Беги!
Владимир поднялся и, шатаясь, побежал в лес. Собаки повизгивали, но не смели двинуться с места.
Охотник посмотрел в лицо Эвелине — о Берте можно было не беспокоиться. Эвелина была бледной, ее глаза отливали серебром в свете луны, алый рот приоткрыт, из него часто вырывались облачка пара.
- Ты как? — спросил он.
- Нормально. Смотри, убегает!
Он крикнул «Ату!» — и собаки снова сбили дичь с ног, охотники медленно подошли вслед за ними.
- Я заплачу… — хрипел Владимир. — У меня есть бабки…
- Эвелина! — охотник передал Эвелине арапник. Собаки с визгом отскочили прочь. Владимир завизжал, извиваясь на снегу, во все стороны полетели капли крови.
- Хватит! — охотник перехватил тонкое запястье Эвелины, по ее подбородку текла кровь, лоб был забрызган кровью. — Беги! Владимир побежал.
На первый взгляд, от него мало что осталось, но он был сильным, здоровым мужчиной и мог бежать еще долго.
- Ату!
Собаки снова сбили его на землю, и снова охотник отогнал их, не дав добраться до горла и паха, Владимир скорчился на снегу в позе зародыша, прикрывая широкими ладонями затылок. Берта пнула его в мошонку, красным грибом застрявшую под волосатыми ягодицами.
- Беги!
В этот раз ему дали бежать дольше, потому что он бежал медленней, сильно пятная кровью снег. И упал в конце дистанции.
- Вставай, дядя Вова! — Эвелина пошевелила ногой стрелу в его плече. — Уже близко.
Он всхлипнул, скорчился и вдруг начал кричать — протяжно и тонко. Охотник согнулся над ним, заглядывая в лицо — без ненависти, без сожаления — черный вопросительный знак над красной креветкой на белом снегу. Владимир был похож на новорожденного — с окровавленными волосами, прилипшими к черепу, красный, скользкий и вонючий. Он был похож на каждого новорожденного в мире, на любого человека, приходящего в этот мир в крови и дерьме и уходящего из этого мира в крови и дерьме. Он был жертвой и палачом, как все. Он ничем ни от кого не отличался, он был родным братом охотника, красным вопросительным знаком — «зачем»? А низачем. Просто — не повезло.
Эвелина присела у головы Владимира и произнесла фразу, возможно, понятную только им двоим.
- Ангел мой, — сказала она, — ты постоишь на коленях или поваляешься на спинке?
Потом она встала и ударила его ногой в лицо. Но девочка не умела бить ногой в лицо. Сапожок скользнул по окровавленной голове, и девочка села попой в снег. Папа помог ей подняться, Берта начала деловито избивать охающее тело, собаки визжали, ярко светила луна. Тело поднялось и побежало, оно уже ничего не видело и натыкалось на деревья, впереди появились столбы света от фар пролетающих машин, послышался шум моторов.