Было около полудня, палило солнце, высоко в небе кружилась пара канюков, ничего не было видно, кроме армейских автомобилей, и не было слышно ничего, кроме гула их двигателей. Вдруг грунтовка вспучилась под колесами двух передних машин, взрывом бронеавтомобиль развалило на куски, горящий танк сбросило с дороги. В ту же секунду из зарослей кукурузы ударили реактивные гранатометы, две замыкающие машины вспыхнули, но кинжальный огонь не прекращался, пока горящие обломки не взлетели в воздух.
Из кукурузы выскочили люди в сером и метнулись к грузовикам, водители пытались бежать, но их мгновенно пристрелили. Человек, командовавший атакой, отдал короткие распоряжения. Один из боевиков прыгнул за руль автомобиля с красными крестами, остальные шестеро набились в кабину и встали на подножки. Грузовик, ломая кукурузу, рванулся в сторону лесополосы, разделяющей поля. На дороге взорвался фургон с боеприпасами, в небо взлетел фейерверк осветительных ракет, вспыхнули посевы по обе стороны дороги. Грузовик, преследуемый огнем, остановился у лесополосы, команда распахнула двери фургона, в зарослях пыльных акаций заржали лошади.
Расшвыривая ящики с водой и медикаментами, бойцы выгрузили шестнадцать небольших картонных упаковок, коновод поглядывал через плечо, удерживая испуганных лошадей.
Упаковки загрузили в брезентовые мешки, укрепленные парами в задней части седел, команда разобрала лошадей и вышла по другую сторону посадки, оставляя за спиной горящее поле и горящий фургон. Перед ними был участок холмистой степи, пересеченный руслом высохшей речки. Они свели лошадей вниз, прыгнули в седла и погнали галопом — в сторону следующей лесополосы.
Таков был метод ведения кавалерийской войны в 21-м веке. Обычные методы партизанской войны были неприменимы в этой густонаселенной и открытой местности — любой точки можно было быстро достичь по широко разветвленной сети дорог, и все контролировалось с воздуха. Моторизированные патрули выдвинутся к месту атаки через 10–12 минут и начнут прочесывать местность — вдоль дорог. Вертолеты поднимутся в воздух через 5–7 минут, они будут расстреливать каждую машину в радиусе 10–15 километров от места атаки и каждую группу людей, которая им покажется подозрительной. Жизнь в окрестных селах замирала, когда в воздух поднимались вертолеты — никто не высовывал носа из-под крыш. Но ни один внедорожник не мог преодолеть частокол лесополосы, через который легко проходил кавалерист, или преследовать его через изрезанную оврагами местность. Через минуту после полдня лесопосадки начинали отбрасывать густую тень, и очень непросто было рассмотреть в ней цель с воздуха. А услышав гул двигателя, всадники укрывались под кронами деревьев и становились невидимы вообще. Это была тактика полевой лисы, которая уходит в лесополосу, где ее не может преследовать гончая между деревьев, укрывается под деревьями от канюка в небе и от взгляда охотника с ружьем, оставляя лесополосу — между собой и охотником. Так лиса умудряется выживать в густонаселенной врагами местности, где на каждом шагу ее подстерегает опасность. Но никакая лиса не способна выжить, если у нее нет логова. Основной задачей отходящей группы было уйти броском из зоны прочесывания, после чего залечь и ждать темноты. А в темноте было уже намного легче ускользнуть в свое логово. Вспомогательной задачей было двигаться по заранее проложенному маршруту, не приближаясь к дорогам и избегая каких бы то ни было встреч. Они не могли допустить, чтобы противнику вообще стало известно о существовании кавалерийского метода. Поэтому каждый, кто мог встретиться им на пути — мог встретиться им на свою беду. Лисы с автоматами были серыми, как лисы, поскольку пятнистый камуфляж в этой местности мог охранить их не более, чем гиену — на улицах города. Каждый ствол был обмотан серой марлей, что затрудняло его идентификацию на расстоянии, каждый ствол был упрятан под серую или коричневую ветровку, ни один предмет одежды бойца не повторял покрой одежды другого бойца, их головы покрывали селянские кепки и мятые бейсболки — случайный встречный мог бы и не опасаться за свою жизнь, если у него хватило бы ума бросить взгляд издалека и отвернуться.
Логово серых лис находилось на достаточном удалении от охотничьих угодий.
В тридцати километрах от места атаки поля заканчивались и переходили в редкое полесье, еще через десять километров полесье переходило в лес настоящий, не слишком дремучий, но достаточный, чтобы упрятать в стороне от большой дороги небольшой дачный поселок, привольно раскинувшийся меж высоких сосен. В мирное время здесь строились нувориши из ближайшего индустриального центра на манер цивилизованных европейцев. Усадьбы располагались неблизко, на больших участках, и не имели ничего общего с дачными домиками простых трудящихся. Но поселок числился дачным, а потому не был охвачен административным делением и отмечен на картах. Он даже не успел получить названия — в силу своей молодости, но уже успел стать заброшенным — силой социальных потрясений. Накануне войны часть скоробогатеев бросила дачи и сбежала подальше и от этих дач, и от этой страны. Другая часть, подальновиднее, продала дачи за бесценок — и кто-то их купил. Теперь этот некто владел половиной усадеб — юридически — и являлся полновластным хозяином поселка — фактически. Съезд с трассы на дорогу, ведущую к бывшему убежищу миллионеров, был завален деревьями, упавшими то ли от ветра, то ли от взрыва, сама дорога — если бы кто-то наткнулся на нее, бродя по лесу — выглядела так, как если бы ею не пользовались уже много лет. Однако большинство усадеб были обитаемы, но явно служили жилищем насельникам скромным и нелюдимым, а неявно — логовом серых лис.