Обстановка заметно отличалась от той, что царила во всей конуре. С натяжкой, если бы не грязь, комнату можно было назвать ухоженной. Диван, тумбочка, ковер, два кресла - вот и вся мебель. Очевидно Дятел держит такие номерки для спецклиентов, обладающих немалыми деньгами и желающих пребывать инкогнито. Мало кому придет в голову завалиться сюда с облавой. Органы давно плюнули на такие малинники. Я заглянул в шкаф и тумбочку. Пусто. Значит менты здесь уже побывали и успели забрать все, что представляло интерес.
Меня очень разозлило полное отсутвие каких либо вещей. В раздражении я с силой толкнул ящик обратно в тумбочку. Видимо салазки его оказались очень гладкими, что он отскочил обратно и, перевернувшись, упал мне на ногу.
Я сразу увидел листок, прилепленный на жевательную резинку к нижней стороне дна.
"Четверг 14ч.20м."
Я задохнулся. Это же время, когда назначен выкуп за Долорес.
Бумажку я аккуратно свернул и отправил в тот же карман, где покоился фильтр от сигареты. Ну, теперь здесь ловить нечего. Я ухожу, последний раз осмотрев комнату.
Мы снова в машине и едем куда глаза глядят. Все планы растроены, никаких завязок.
- Необходимо искать машину с царапанным стеклом. Уж это то что нам нужно, - видя мое апатичное состояние, Хулейкин перехватил иннициативу.
- Где ее найти. Да и она могла быть ворованой, - пробурчал я.
- Не думаю. Они за красоткой на ней приезжали, а на другой день убили Люэса и тоже на ней. Спулить кому-нибудь они ее не могут наверняка, а вот спрятать или уничтожить, пожалуйста.
- Нет ли у тебя кого-нибудь на примете, кто занимается уничтожением подержанных машин? - растормошил меня Эн.
Я долго и тщетно пытался припомнить; даже не понимаю, что на меня так подействовало - похищение Долорес, жара, или изжога, наконец сообразил, что лучшего помощника в таком деле, чем Маркел не отыщешь.
- Есть один клиент. Если машину отправили на свалку - он нам поможет.
- Куда едем? - спросил Хулейкин, лихо прокрутив баранку, чтобы отвернуть от встречного лихача. - показывай дорогу.
- А сворачивай все время на те улицы, что победней, да погрязней. Не ошибешся, - я решил на время отрубиться и вздремнуть.
Глава 7.
Эн с Хулейкиным все в окна зырят, удивляются, как можно жить в таком вонючем и поганом районе. А мне насрать. Я можно сказать здесь провел лучшие годы своей жизни. Для меня помойка - родина. Как говорится: и под каждым под кустом здесь тебе еда и дом. Мы с Маркелом - молочные братья. Нас одна бомжиха выкармливала. Только разошлись наши пути дорожки. Еще в десять лет, помню, у меня проснулась жуткая тяга что-нибудь расследовать. В короткое время я стал местной достопримечательностью. А началось все с похищенной стеклотары, которую старый кобель Савва от своей жены утаил. Шухеру навели! Хитрые головы хотели Савву лишить надела на свалке, только общественность заступилась. Ну меня, конечно, за раскрытие преступления премировали - позволили вылизать дно у бочки из под сгущенки с истекшим сроком хранения, которую предприимчивые бомжи пустили в оборот. То что потом неделю от поноса штаны отскабливал, никого не волновало.
Пустился я в воспоминания, аж слезу пробило. Смахнул я ее, неверную, чтобы спутникам вида не показывать.
- Теперь в этот проулок. Только не останавливайся и медленно не двигайся колеса на ходу снимут. Машина незнакомая - всякое может быть. - а сам на всякий случай окошко открыл, чтобы снаружи харю мою видели, а то мало нам неприятностей.
Ну конечно, Урез с Хулейкиным носы позатыкали. Непривычные. Слабаки.
Подъехали к дому Маркела. А народу рядом собралось - уйма. Все шумят чего-то, вопят, ссорятся. Галдеж стоит, как на распродаже бельевых прищепок.
- Вы ребята машину покараульте, а я погляжу, что там. Только хорошо караульте - вмиг растащат. Если что - зовите на помощь.
Направляюсь к толпе.
- Чего стряслось? - спрашиваю у тех, кто рядом.
- Маркела сейчас лишать гражданства будут.
- То есть как это?
- А так - выбросят его из дома нахрен, и поделом. - подлез старикан с безумными глазенками и трясущейся бородой.
- Ой, Козьма пришел! - закричала баба с тележкой.
Ну меня тут сразу же узнали, притихли.
- В чем дело? - я понижаю голос. Так мой вопрос звучит гораздо зловеще.
Толпа расступилась и я увидел братца. Вид у него был несвежий, помятый. Из ноздрей коровь хлещет, синяк под глазом, зубов двух не хватает.
- А ну, народ, разбегайся! - командую, а сам братцу своему сопли подтираю.
- Ему теперь только поллитра поможет стресс снять. - опять лезет ехидный дедок.
- Ты откуда такой шустрый взялся? Что-то я тебя не припомню?
- Видали! Не признает! Молокосос!
Старожилы на деда зашикали, тот сделал вид что смутился, а может и на самом деле стушевался, только морда его исчезла.
- Я жду объяснений. - Грозно рыкнул я. За брата заступиться - святое дело.
Жабиха - рыжая бестия, прозванная так, за то что ее левый глаз-мутант торчал прямо из лба, принялась торопливо обрисовывать ситуацию.
- Маркел-то, вчерась, натворил таких делов!..
- Каких? - огрызнулся Маркел и получил от меня по шее. - За что?!
- Продолжай.
- Приехала вчера бригада по закупке вторсырья. Мы им уже который раз объясняем, что нет у нас ничего. Что мы - дураки? Мы и сами можем выгодно толкануть наше добро. А этот змей, возьми и расскажи, где мы его прячем. И главное - хоть бы сам малейшую силу затратил, чтобы собрать. Мы тут ишачим, а он все наши секреты рассказывает.
Чувствую, что по справедливости братцу моему светит линчевание.
- Да, Маркелушка, за такое дело можно и порешить.
- Так они и собирались, да ,спасибо, ты подоспел.
- Ты лучше поведай, как до жизни такой докатился, что свою же родную соседскую рвань хлеба насущного лишаешь.
- Да я сам не знаю, как получилось. - захныкал Маркел, растирая кровавые ошметки. - Спросили - рассказал. Да я не хотел. Это само собой получилось.
- Не реви!
Соображаю. Оставлять его одного опасно - бичи народ злопамятный. Его пока мой авторитет спасает. Я уйду - они из него душу тот час вынут. Придется забирать с собой. Долорес все равно дома нет. Отмою его; попахивать конечно будет первое время, ну да чего не сделаешь ради молочного брата.
- А ну, расступись.
Толпа беснуется: глаза горят, кулаки дрожат. Но не шелохнутся.
- Иди, христапродавец. - пихаю Маркела в спину. - Из-за тебя уважение у народа теряю.
Подходим к машине. Мама родная! Да что же это! Колес нет, стекол нет, сама на дырявую тыкву, из которой Золушка после бала вывалилась похожа.
Эн с Хулейкиным суетятся рядом, охают. Урез на себе волосы рвет. Я вовремя остановил его, лишив череп возможности стать похожим на хулейкинский.
- Ну что, идиоты, доигрались? - Здесь я не сдержался - заорал на всю округу. - Я же предупреждал! Следить надо, не отходить от машины ни на миг!
- Но, Козьма. - пытался открутиться Хулейкин. - Мы только помогли одной старушке дорогу перейти. Уж очень она просила.
- Старушке?! - возмущяюсь я, и мои слюни обрушиваются на его зеркальную башку. - Да тут целые батальоны старушек ходят, таких кретинов как вы выискивают. А с ними внучки Красные Шапочки!
Про бригаду Красных Шапочек только глухие да слепые не знают. Приезжие тоже. Уже лет двадцать, как никто из бывалых жителей нашего квартала никаким старухам и инвалидам не помогает. Переведешь такого козла на другую сторону, а потом всю жизнь жалей пропавшей коляски, сумки или даже машины. А один раз проезжали здесь солдаты с учений, колонна перед пирдуном старым остановилась, два генерала из передней машины выскочили, принялись ему помогать, так у них со всех танков гусеницы исчезли. Хватились, а куда там - у нас, что пропало, то навсегда. Народ у нас лихой и ушлый. Ты ему палец в рот - он после тебя башмаки выплюнет. С тех пор все добрые люди наши местности за версту объезжают. Аномалия!