— Восстанавливаешь оборудование?! — удивился я, не очень-то в это поверив. И правильно сделал.
— Я не сказал — вдыхаю старую, Серега, этого и папа римский не сделает, по нынешним временам, даже если захочет. Даю принципиально новую, усек? Выкупаю мертвое барахлишко на корню, режу автогеном и в переплавку. На что на что, а на железо наши старики не скупились, и качество — куда там мусору, что теперь варят, за что им низкий поклон, на булку с маслом хватает. У меня пять бригад — демонтажников, мля, раскромсали б и монумент Родины-Матери над Днепром, если б кто только выписал наряд. — Он, вероятно, хотел пошутить, но шутка не удалась, последняя фраза прозвучала символично.
— М-да, — протянул я. Мы с Пугиком оканчивали теплоэнергетический факультет политехнического института, который позже, исключительно понта ради, произвели в национальный университет. Редко кому из наших сокурсников повезло впоследствии устроиться по специальности. Распад Союза нивелировал дипломы о высшем техническом образовании, превратив в совершенно бесполезные картонки, которыми даже не подотрешься, чересчур жесткие. Каждый выкручивался, как мог. Спасение утопающих, дело рук самих утопающих, не так ли? Кто бы знал, сколько горькой истины вберет в себя эта старая невинная шутка. Меня, например, после долгих мытарств занесло на фирму, занятую поставкой и подключением персональных компьютеров. Поскольку у шефа с прежних времен сохранились кое-какие связи (раньше Юрий Максимович работал чуть ли не в КГБ, где дослужился до генеральских лампас и соответствующих звезд величиной с те, которыми ниндзя швыряются с экранов телевизоров), мы были буквально завалены заказами налоговых администраций, фондов всевозможного страхования и прочих аналогичных контор, занятых главным образом самопропитанием. Не без успеха, надо сказать.
За разговором я не сразу хватился, что Игорь повернул не туда, откуда мы приехали неделю назад. Вместо Штормового взял курс на Севастополь.
— А ты перся через Штормовое?! — Пугик в недоумении вскинул брови. — Ну, ты даешь, Журавлев! Сусанин, мля! Рванем через горы, напрямик.
— Через Ай-Петри? — удивился я, покосившись на как раз проплывавшие мимо посеребренные Луной зазубренные пики.
— Через Байдарские ворота, — пояснил Пугик.
— А ты уверен, что это — ближе?
— Чтоб ты даже не сомневался, Серега.
Вскоре мы оставили справа внизу галактику огней, расположившуюся в чаше над морем. В Ялте никто и не думал спать, ночная жизнь была в самом разгаре. Еще спустя полчаса Игорь, приподняв ногу с педали акселератора, принялся то и дело поглядывать на правую обочину. Вероятно, опасался проскочить поворот. Недаром, узенькая дорожка, куда он свернул в скором времени, напоминала партизанскую тропу. Едва мы очутились на ней, капот «Вектры» задрался, как у набирающего высоту истребителя.
— Тебе никто никогда не говорил, что именно кружной путь зачастую оказывается самым коротким? — язвительно осведомился я. Пугик вскинул бровь:
— Ого, Журавлев?! На досуге почитываешь «Стратегию непрямых действий» Лиддела Гарта?!
— Что-то типа того, — буркнул я. Никогда бы не подумал, что он знаком с подобной литературой.
— Зря переводишь время, — Игорь хотел отмахнуться, но дорога была не из тех, что позволяют водителю выпустить руль.
— Это почему?
— Так она для англосаксов евреем написана. На нас, славян, не распространяется. Что русскому хорошо, то немцу смерть, слыхал?
Поскольку тошнотворный серпантин, по которому теперь пришлось карабкаться «Вектре», никоим образом не сказался на манере вождения Пугика, нас с Ольгой бросало из стороны в сторону, как пассажиров теплохода в хорошую качку. Я взмок, ожидая, когда мы кубарем покатимся в пропасть, мне казалось, этим закончится неминуемо. Пугик, напротив, похоже, получал наслаждение, ловко управляясь с баранкой, педалями и рычагом переключения скоростей.
— Пугачев! — начал я, когда терпение лопнуло, — если ты хотел доказать, что Култхард, в сравнении с тобой — пацан, цель достигнута, убедил. Хотя бы машину пожалей…
— А что ей сделается? — удивился Игорь.
— Да, действительно! — фыркнул я.
— И правда, Игорь, хватит искушать судьбу, — подала голос Ольга. Кажется, это были ее первые слова с того момента, как мы оставили за кормой «Морской бриз». Покосился в зеркало заднего вида, и наши глаза встретились в нем. Я прочел в Ольгиных нечто… Нечто, чего не смог объяснить. Сожаление? Сомнение? Страх? Боль? Потом она отвернулась к окну, за которым периодически показывалось море, «Вектра» ложилась с галса на галс.
Вскоре впереди показалась Форосская церковь, в темноте, словно парившая над обрывом на головокружительной высоте. Нигде не горело ни окошка, лишь купола еле заметно мерцали, словно отдавали солнечный свет, впитанный на протяжении дня. Минута, и мы пронеслись мимо.
— Пока, море, — шепнула Ольга. Я тоже обернулся, чтобы сказать ему — до свидания, но оно уже скрылось за темной громадой Байдарских Ворот.
За перевалом дорога стала относительно прямой, Игорь не преминул этим воспользоваться. Мы пулей пролетели через какой-то поселок, с виду абсолютно безжизненный, наверное, для местных жителей настал отбой.
— Озеро, — заметила Ольга чуть погодя. Проследив за ее рукой, я разобрал гладкую иссиня черную поверхность. На ум пришла картина разливающейся из трубопровода нефти, нарисованная Жоржем Арно в его «Плате за страх». Луна как раз спряталась за одинокую тучу-бродягу, единственным источником света вокруг остались фары. Игорь врубил дальний, на дороге кроме нас, не было ни души, только ночные насекомые, то и дело мелькавшие перед капотом беззвучными трассерами. Если б не они, представить себя экипажем лунохода, бороздящего какое-нибудь Море Кризисов, нам не составило бы ни малейшего труда.
— Вот за что люблю партизанские тропы, — донеслось из-за руля. — Ни тебе встречных, ни попуток. Ни ты никому не мешаешь, ни тебе никто…
Я подумал, на трассе Симферополь — Алушта сейчас вряд ли — много оживленнее. Высказал предположение вслух.
— Э, не скажи, не скажи, — возразил Пугик. — Там ни днем, ни ночью — покоя нет, а сейчас, зуб матки даю, еще и патрули на каждом шагу…
— Патрули? — удивился я. Снова вернулось тягостное предчувствие чего-то по-настоящему нехорошего, появившееся, когда мы только встретились у моря. — Милицейские?
— Ну, не пионерские же, — съязвил Пугачев, не отрываясь от дороги, белой лентой, уносившейся под капот. — Милицейские, напополам с военными. Ты, Журавлев, телевизора так и не включал?
— А было, когда?! — спросил я довольно резко. На душе повеяло холодком. Вполне естественно, немедленно всплыли неприятные события в окрестностях Севастополя, о которых днем распинался Игорь. Выходит, они получили продолжение?
— Может, радио послушаем? — предложила Ольга. Игорь мотнул головой, показывая на угрюмые, еле видимые вершины, маячившие за бесконечными изгородями придорожных зарослей.
— Сомневаюсь, что будет толк…
Тем не менее, он все же попробовал. Магнитола ожила, расцвела веселенькими разноцветными огоньками, замелькала сменяющими друг друга цифрами, указывающими частоты. Но, как и предполагал Пугачев, радиоволны оказались бессильны пробиться через обступившие дорогу горные цепи. Из динамиков летел один хрип, под аккомпанемент статических помех.
— Я ж говорил…
— Так что случилось? — не выдержал я.
— Муртазу Баскакова взорвали, — пояснила Ольга. — Председателя татарского Меджлиса…
— Ого. В машине? — машинально спросил я, мимолетом представив развороченные железяки, в которых сложно узнать какую-нибудь недавнюю Audi A8.
— Если бы, — Пугик поджал губы. — Вместе с резиденцией курултая ихнего, в самом центре Симферополя, по-взрослому, одним словом. Двенадцать трупов пока откопали, говорят, должны быть еще…
— Ничего себе… — протянул я. — Кто ж их?
— Хороший вопрос, — похвалил Игорь. — В том-то и тонкость, что никто толком не знает. Одно ясно, профессиональная работа, у себя в гараже такую адскую машинку по чертежам из Интернета не соберешь, из двух мобилок и мешка удобрений. Да и на место хрен доставишь. Здание охранялось, будь здоров, из имеющихся на сегодня покойников — половина — боевики. — Пугик вздохнул. — И, главное, аккурат — вовремя. Как ты понимаешь, пропрезидентские СМИ уже вовсю трубят, что мол, российский флотский спецназ поработал.