Взвесив все «за» и «против», я медленно покачал головой. Пожалуй, глупо было, питать иллюзии на сей счет, и уж, тем более, заниматься самообманом. Незнакомец в штатском вздохнул, царапнул что-то в своем блокноте, неаккуратно, как курица лапой. Снова уставился на меня.
— Вот что, Журавлев. Вы утверждали, что на вас напали, когда вы с друзьями возвращались из Алушты в столицу?
Я на секунду растерялся, не помню, чтобы говорил ему нечто подобное. Потом сообразил, наверное, он сделал такие выводы, прослушивая аудиозапись нашего разговора с Доком. Кивнул.
— Кто может подтвердить ваши слова?
— Оля…
— Какая Оля? — в меру вяло поинтересовался незнакомец.
— Пугачева Ольга Владимировна. Та женщина, которую я из больницы вывез. Точнее, хотел вывезти. Мы с ней учились вместе в одной школе. Ее муж, Пугачев Игорь, тоже мог, но ваш капитан его застрелил. Позавчера…
— Какой капитан? — прищурился незнакомец в штатском.
— Милицейский… Капитан Репа Василий Михайлович…
При этих моих словах взгляд незнакомца метнулся чуть левее и выше. Я готов был поклясться, он смотрит в лицо прапорщику. Что-то такое просквозило в его глазах: непонимание, замешательство, растерянность... Не берусь судить. Впрочем, его чувства были вполне объяснимы и без моей склонности все усложнять. С чего им обоим было радоваться, скажите на милость? Ведь я уличил их товарища черт знает в чем. Вряд ли следовало ожидать от них восторга по данному поводу. Как знать, может, назвав оборотня в погонах по фамилии и имени, я подписал себе смертный приговор. Или просто ускорил неизбежную в любом случае экзекуцию, и тогда потекли мои последние часы. Сейчас время такое, никто не шевелится, но лишь до тех пор, пока не приспичит. А, как приспичит, все делается оперативно, без проволочек. К тому же, не было ни малейшего смысла выкручиваться. При обыске прапорщик изъял у меня среди прочего и служебное удостоверение капитана милиции, доказывать, теперь, что я подобрал его где-нибудь на обочине, представлялось глупым. Да и Афян, если мне не изменяла память, подробно описал, как сотрудничал с капитаном.
— Пистолет у вас откуда? — подал голос незнакомец в штатском.
Ах, да, еще и оружие... В суматохе последних часов оно напрочь вылетело из головы. Так что, спасибо, напомнили. Нет, юлить и отпираться, в моем положении было совершенно бессмысленно. Я решил идти единственным путем из оставшихся в запасе — выложить им все начистоту, и, будь что будет.
— Так откуда все-таки вы взяли пистолет, Журавлев? — напомнил о своем присутствии незнакомец в штатском, отодвигая блокнот, куда пока не удосужился записать ни слова. Я подумал, и не запишет, с чего бы? Принцип — рука руку моет — действует в Калиновке так же четко, как по всей стране. Вывод напрашивался один — ни я, ни Ольга живыми из участка не выйдем.
— Я забрал пистолет у вашего капитана, после того, как переехал его грузовиком. Он застрелил из него Игоря.
Ну вот, я сделал чистосердечное признание, кажется, это называется именно так. Гром не грянул, стены милицейского кабинета не покачнулись. Прапорщик не съездил мне по почкам, незнакомец же принялся ожесточенно тереть лоб, словно надеялся вызвать этим какое-нибудь сногсшибательное озарение, чтобы оно подсказало ему приемлемый выход из щекотливой ситуации, кроме немедленного выезда за границу, где мы, все трое, были нужны примерно, как холодильники в Антарктиде.
— Значит, вы утверждаете, Журавлев, — начал человек в штатском, останавливаясь на каждом слове, будто собирался меня переубедить, — что сбили грузовиком капитана Репу? Когда и где это произошло?
— Сегодня, около восьми утра… в предгорьях…
Глаза незнакомца снова метнулись чуть правее и выше. Милиционеры (если, конечно, допрашивавший меня незнакомец служил в МВД) снова обменялись взглядами. Прапорщик, у меня за спиной, откашлялся, буркнул себе под нос: невероятно. Вряд ли я ослышался. Что ему представлялось невероятным, тут у меня был морской простор для интерпретаций. Невероятно, что их офицер оказался причастен к грязным делам, чтоб не сказать, по уши испачкался в грязи? Невероятно, что я его задавил, а не он меня, как случилось со всеми моими предшественниками-горемыками? Невероятно, что мне посчастливилось выжить, побывав в лапах капитана-вурдалака? Последнее, да, действительно представлялось странноватым, скажем так, но, я не собирался развлекать их рассказами о своих злоключениях в Подземелье Магов. Они все равно ни за что бы не поверили. Я, признаться, и сам толком не определился, верить ли самому себе…
— Откуда у вас взялся грузовик? — подал голос незнакомец в штатском.
Уж коли, я взялся говорить правду, мне надлежало придерживаться этой политики и в дальнейшем. Я так и поступил.
— Я угнал его у бандитов, — пояснил я. — Раньше на нем ездил Григорий Ханин. Они этим газоном утащили в горы нашу «Вектру» …
— Кто утащил? Ханин с Репой? — переспросил незнакомец.
— Ханин сидел за рулем. Репа позже на мотоцикле с коляской приехал. Еще здоровый такой с ними был, на кентавра чем-то похож.
— На кого?! — не выдержал из-за моей спины прапорщик.
Незнакомец сделал ему знак умолкнуть.
— И куда же они вашу «Вектру» утащили?
— На базу. У них в горах было что-то вроде хутора…
Я подумал, сейчас незнакомец прицепится к этому глаголу в прошедшем времени, но он, уже не таясь, в недоумении уставился на прапорщика. Спросил:
— Ну, что скажешь?
— Мистификация какая-то, — откликнулся прапорщик. — Съездить, проверить?
Незнакомец отрицательно покачал головой. Сделал прапорщику новый знак.
— Пускай сначала в письменном виде все изложит.
— Стой, не дергайся, — выдохнул мне в ухо прапорщик. Звякнул металл. Браслеты, сидевшие на запястьях, разомкнулись. Мои руки очутились на свободе. Настал мой черед удивляться, ведь я полагал обоих допрашивавших меня людей бандитами, а на кой бандитам снимать показания? Бандиты, обыкновенно, снимают вещи с загубленных ими людей, это да. Потирая онемевшие руки, я обернулся, отступив на шаг. Прапор кивком указал мне на стул, стоявший по правую сторону от стола.
— Садитесь, Сергей Николаевич, — продублировал приглашение незнакомец в штатском. Проследил за моим взглядом, упавшим за окно, где патриархальное утро оборачивалось таким же невозмутимым провинциальным днем, какой в самый раз провести где-нибудь на природе. И, словно прочитав мои мысли (второй этаж, не десятый), строго предупредил:
— Прыгать не советую, Журавлев. Побег не в ваших интересах, уверяю вас. Будет только хуже.
Куда уж хуже, — подумалось мне, когда я присаживался на стул. С другой стороны, не бегать же от правосудия всю жизнь, сколько бы мне ее не отмерили. Не за что, да и некуда. Я же не бандит, чтобы кантоваться из малины в малину, и не депутат, чтобы отсиживаться, в случае чего, за границей. Кивнув мне, мол, правильное решение, Журавлев, незнакомец пододвинул стопку писчей бумаги, положил сверху шариковую ручку, которую то и дело грыз.
— Пишите…
— Что писать-то? — спросил я в растерянности. Сколько раз за истекшие сутки представлял себе, как буду давать показания, и вот, когда случай представился, стушевался.
— Все, — незнакомец в штатском сделал широкий жест. — Куда ехали? Откуда? С кем? По какому маршруту? Где останавливались? С какой целью? Когда? Кто на вас напал? Сколько их было? Как выглядели? Дальше что приключилось? Почему вдруг решили, будто Афян потерпевшую собирается использовать, как донорский материал? Как женщина, спутница ваша, в больнице оказалась? Чем полнее изложите факты, тем лучше будет, для вас в первую очередь.
— А на чье имя писать? — осведомился я, вооружаясь покусанной им ручкой. Подумал, сейчас предложит, в качестве адресата, Генерального прокурора, на худой конец, министра внутренних дел.
— Пишите на имя заместителя прокурора Калиновского района автономной республики Крым.
— А как его зовут? — уточнил я, как только записал первую фразу под диктовку.
— Не его, а меня, — поправил незнакомец в штатском, сбрасывая инкогнито. — Меня зовут Станиславом Терещенко. Я советник юстиции и заместитель прокурора, — и, оценив мою отвалившуюся челюсть, добавил. — Пишите, Сергей Николаевич. Времени у нас совсем не так много, как может показаться.