Ну и ханжа, думал Томас, вспоминая отцовские нотации о порядочности и уважении к девушкам. Уважение к девушкам — надо же такое ляпнуть! И кто бы говорил! Да у девчонок одно на уме, от них отбою нет, сами пристают. Кейт, конечно, исключение.
Но сейчас ему не хотелось о ней думать. Сейчас надо посмотреть, как старикан прихорашивается перед зеркалом. Не иначе, надеется сегодня после вечерни пойти налево, когда мать, как всегда, сляжет с мигренью. Папаша наврет ей, что собирается допоздна работать у себя в кабинете: дескать, если он понадобится, пусть позовет. Но еще не было случая, чтобы он ей понадобился.
Когда Томас впервые застукал отца с женой дьякона, он был как громом поражен. Ему и в голову не приходило, что папаша способен на такое распутство. Преподобный Дженнингс был высок ростом и чуть сутуловат. Его темные волосы уже тронула седина, а глаза прятались за очками в серебряной оправе. Но он всегда был безупречно одет и блистал красноречием, которое могло обмануть кого угодно, только не Томаса. К сыну он относился с равнодушным отчуждением и вспоминал о его существовании только тогда, когда поступки отпрыска могли задеть репутацию проповедника.
Однажды случилось так, что Томасу пришлось забежать днем к отцу в церковь, чтобы опередить разгневанного соседа и признаться, что, гоняя на машине, он помял соседский драндулет. В церкви никого не было, но до Томаса донесся приглушенный хохоток. Он направился к каморке с табличкой «ПАСТОР» и обнаружил, что дверь приоткрыта. Надо же было отцу именно в этот момент запустить руку за пазуху дьяконше.
Томас следил за ними из-за двери со злорадной ухмылкой, потом на цыпочках отошел, оставаясь незамеченным, и решил, что этот случай можно будет когда-нибудь использовать к собственной выгоде.
Теперь, глядя, как отец наводит лоск, Томас не стал мысленно упрекать его в сластолюбии. Сам-то он — яблочко от яблони. Его тоже хлебом не корми — дай залезть девчонке в трусы. Томас нахмурился, вспомнив про Кейт.
— Куда направляешься, сын мой? — заметил его преподобный Дженнингс.
— Сейчас Джексон зайдет, поедем кататься.
— Помни, ты не должен опаздывать в церковь.
Томас переминался с ноги на ногу.
— Помню, помню. Я заеду за Кейт, и мы придем вместе.
— Ну что ж, она хорошая девушка. Мы с мамой одобряем твой выбор.
— Рад слышать, — Том ерзал, как на иголках. — Кажется, Джексон уже здесь. Я пошел.
Он выскочил за дверь и увидел Уэйда Джексона, семенящего по дорожке.
— Где тебя черти носят? — обрушился на него Томас.
— Где-где, «травку» для тебя доставал, ты же сам просил.
— Тебя только за смертью посылать.
У Уэйда дернулась щека.
— Будешь ругаться — вообще не стану больше приносить.
— А куда ты денешься? — презрительно бросил Томас. — У самого-то в карманах хоть шаром покати.
Уэйд покраснел, но возразить было нечего.
— Пошли отсюда, пока папаша не засек.
Нырнув в свой старый, разбитый «форд», Уэйд пошарил под приборной доской и выудил несколько набитых «косяков».
— О-о, кайф! — с вожделением протянул Томас, хватаясь за сигарету, как утопающий за соломинку. Через мгновение оба уже глубоко затягивались сладковатым дымом. Сгустившиеся сумерки скрывали их от глаз случайных прохожих и любопытных соседей.
— Ну вот, полегчало, — Томас набрал полные легкие дурмана и задержал дыхание.
— Ты совсем обкурился. Слушай, а с ней-то у тебя, похоже, дело не сладилось?
— Спокойно, Уэйд, за мной не пропадет.
Джексон гадко захихикал.
— Поглядим. Что-то тебе последнее время не везет.
— Отстань.
Уэйд не сдержал злорадного смешка.
— Заткнись, понял? Я сказал, что уложу ее — и точка. Это вопрос времени, вот и все.
— Может, так, а может и нет. С чего ты взял, что она для тебя на все готова?
Губы Томаса сжались в тонкой, злой усмешке:
— Брось, тебе здесь ничего не обломится. Она в твою сторону и смотреть не станет.
Томас проклял тот день, когда проговорился, что с Кейт вышло не так, как ему хотелось. Он собирался овладеть ею в первый же вечер, но она заупрямилась, и он решил не торопить события. Однако время шло, и терпение его подходило к концу.
Он еще докажет Уэйду… Сегодня же. Иногда он спрашивал себя, зачем вообще держать при себе этого толстого болвана, но ответ напрашивался сам собой. Уэйд был у него на побегушках, только свистни. Даже «травку» для него покупал. Сам Томас не мог так рисковать: ведь у него отец — священник, а мать в родительском комитете.
Уэйду-то что: у них в семье десять детей, да к тому же, как и у Кейт, за душой ни цента. Ему терять нечего. Кроме того, Томас был уверен, что у Уэйда свой интерес: популярность Томаса отраженным светом падала и на него.
Но иногда Уэйд начинал наглеть, и Томасу приходилось ставить его на место.
— Вот так-то, друг мой, — назидательно сказал Томас между затяжками, — Кейт Колсон — не твоего поля ягода.
— Пошел ты к черту, — огрызнулся Уэйд.
— Это ты мне говоришь? Да у меня отец проповедник, мне один путь — не к черту, а к Богу.
— Не больно-то заносись. А Кейт, между прочим, не подарок. Голь перекатная.
— Да, тут ты прав, — ехидно подтвердил Томас, — да ведь мне с ней под венец не идти, мне бы только разочек ее в кусты затащить. Не пропадать же такому добру.
От этих разговоров Томас почувствовал возбуждение. Теперь он не мог думать ни о чем другом. Да еще «травка» подействовала. Желание становилось непереносимым.
— К тому же девушка она неглупая, — добавил Томас, чтобы подразнить Уэйда. — С тех пор как мы стали встречаться, я чуть ли не в отличники вышел с ее помощью.
— Ладно, хватит трендеть. Надоело.
— Ай-ай-ай, что это мы так рассердились? — ерничал Томас.
Уэйд засопел и бросил на него злобный взгляд:
— Настанет час — все тебе припомнится. Вот тогда я на тебя погляжу.
— Никогда не настанет такой час, друг мой. Знаешь, как в Писании сказано: поступай с ближним так, как он хотел бы поступить с тобой.
— У тебя не все дома, Дженнингс.
Томас рассмеялся и томно сказал:
— Мне пора. Меня ждут любовные утехи.
— Тебе нравится этот парень?
— Да, мама, очень нравится.
Мейвис глубоко вздохнула:
— Папа велел, чтобы вы с ним сходили в нашу церковь, а потом сразу домой. Завтра в школу.
— Мы договорились идти в методистскую церковь, сегодня преподобный Дженнингс читает проповедь. — Кейт встревожилась: действительно, по средам и воскресеньям отец требовал, чтобы она сидела рядом с ним на передней скамье в его церкви. — Но ведь большой разницы нет, правда?
— Наверно. Церковь есть церковь.
Кейт не ответила. Она повернулась к зеркалу и принялась расчесывать волосы, но смотрела на отражение матери. Ей стало не по себе. Мейвис выглядела измученной и бледной, синяки под глазами стали еще темнее.
— Мама…
— Что, дочка?
— Папа опять… тебя обидел?
Мейвис выпрямилась, но отвела глаза:
— С чего ты взяла?
Кейт догадывалась, что мать чего-то недоговаривает, но не стала расспрашивать. Ей сейчас не хотелось слышать правду, чтобы не омрачать предстоящую встречу с Томасом.
— Так мне показалось.
— Беги, а то опоздаешь.
Мать вышла из комнаты. Кейт не могла думать ни о чем, кроме Томаса. Я люблю , пело ее сердце. И он тоже ее любит, он сам признался ей в первую встречу, покрыв ее лицо и грудь влажными поцелуями. Она покраснела, вспомнив, какие вольности позволила ему в тот вечер. Ну и пусть. Она сходила с ума от его поцелуев.
Она влюблена, вот и все.
Им так редко удавалось побыть наедине. Она дорожила каждой минутой, проведенной с ним. Ее преследовал страх, что отец запретит им встречаться. Она не могла поверить, что он до сих пор смотрит на их дружбу сквозь пальцы. Но Энджи оказалась права: Томас был сыном священника, а это, в глазах ее отца, служило гарантией порядочности.