— Даже не знаю, Чарльз, что вам и рассказать…
— Что-нибудь о нравах и обычаях, Фил, — подал голос Йенсен.
— Давай, парень, — поддержал его Могуэн, а то, черт знает, какие мысли в голову лезут.
Фил какое-то время помолчал собираясь мыслями, и только потом произнес:
— Ну ладно, парни, уговорили. Попытаюсь вам кое что рассказать.
Он встал с постели, подошел к столу, налил из графина стакан воды, и залпом выпил. Вернулся к постели, приподнял подушку, чтобы было легче говорить, забрался под одеяло и тихо начал повествование…
— Ну, парни, начну с самого начала появления на свет ребенка, я имею ввиду, парня…
— Давай, давай, Фил! — начинай не тяни, — не выдержал Могуэн.
— Заткнись, Джон, — оборвал его Йенсен, — и не перебивай. Продолжай, Фил, — кашлянул он и замолчал.
— Итак, парни, как появляется на свет ребенок, его считают, чуть ли не божеством. Особенно, если рождается мальчик. Тогда это событие считается большим праздником. Рождение же девочки, не празднуется. Затем, ждут когда наступит седьмой день после рождения ребенка. Только тогда ему дают имя. Считается, например, если дать имя раньше этого срока, то злые духи могут нанести ему большой вред. Имена бывают разные, в зависимости, в каком регионе родился ребенок. В основном эти имена исламского, арабского происхождения. И главная задача матери, в том, чтобы уберечь свое чадо от «дурного глаза» или «злого духа». Вот поэтому, например, в богатых семьях пацанов в раннем возрасте содержат грязными и неряшливо одетыми. Считается, что именно в таком виде они меньше всего подвержены воздействию сверхъестественных сил. Нельзя, например, восхищаться ребенком, говорить, как он хорошо выглядит, какой он красивый. Например, всякое восхищение ребенком по вопросу его хорошего здоровья или красоты, считается для него очень опасным. А теперь, парни, подходим к самому главному, — Фил сделал паузу, и продолжил:
— Над всеми мальчиками, начиная со дня рождения, и примерно до десяти лет, совершается обряд обрезания…
— Представляю, какую боль должны переносить эти мальчуганы, — сочувственно вздохнул Могуэн.
— Я же тебе сказал заткнуться, Джон, — рявкнул Йенсен, — или ты хочешь, чтобы тебе здесь сделали обрезание? А то смотри, завтра я могу попросить об этом местного босса, — закончил он под дружный хохот Фила и Торнтона.
— Продолжай, Фил, — подождав, когда все успокоятся, попросил он, и замолчал.
— Ну, так вот, — снова приступил к своему рассказу Фил, — обрезание проводят одновременно двум мальчуганам. Именно так требует ислам. Это делается для того, чтобы они не испытывали чувства одиночества в этом мире, и чтобы жизнь у них была вдвое длиннее… В целом же у обрезание мотивы иные: Мусульманская религия предписывает каждому мусульманину перед совершением намаза проводить омовение. В его ритуале, например, содержатся такие установки, именно которые требуют предварительного обрезания. В настоящее же время обрезание все чаще объясняют и чисто гигиеническими соображениями… Вот, пожалуй и все по этому вопросу.
Немного помолчав, он в шутливой форме спросил:
— Ну что, желание прослушать курс лекций еще есть?
Однако ответом ему был лишь храп да тяжелое посапывание уставших от тяжелого перехода спутников.
Рано утром, после легкого завтрака, уже знакомый им моджахед, повел их к главному сахибу.
Поднявшись по металлической лестнице, все оказались в небольшом, но с довольно высоким потолком, помещении.
Обстановка деловая, довольно скромная, с претензией на европейскую. Из глубокого провала в боковом своде, неровности которого были тщательно подогнаны под застекленную раму, с трудом прорывались редкие лучи восходящего солнца.
В кресле, за обыкновенным деревянным, но довольно большим столом, сидел средних лет мужчина с довольно интеллигентным смугловатым лицом. Темно-каштановые гладко зачесанные волосы были стянуты узлом на затылке. Одет он был в простую национальную одежду. Перед ним лежала «уоки-токи», слева переговорное устройство, а чуть в стороне на отдельном столике, мигала красными и зелеными огоньками, мощная радиостанция. Около нее сидел с невозмутимым лицом, никто иной, как их старый знакомый, Сулейман.
Оценивающе посмотрев на гостей, хозяин кабинета, взглядом отправив сопроводившего их моджахеда, молча указал им на стоявшие вдоль стены табуреты.
— Мое имя Абдулла, — заговорил он на чистейшем английском. — О вас мне все известно от мистера Сулеймана, кивнул он на знакомого уже им полевого командира. Голос, которым он произнес эту фразу, был мягок, и какой-то успокаивающий.