Анвар зашел в дом. Юсуп, возвышаясь над столом, пел одну из народных песен, перебирая две нейлоновые струны пандура. Пение его сопровождалось ужимками и восклицаниями Керима «Ай!», «Уй!», «Мужчина!» и тому подобным. Раскрасневшаяся Гуля откинулась на диван, Дибир задумчиво смотрел на свой забинтованный палец. Зумруд беззвучно прищелкивала тонкими пальцами с осыпающейся мучной пыльцой, прикрыв глаза и поддаваясь течению напева.
Она видела себя, маленькую, в горском доме своей прабабушки, древней старухи, одетой в свободное туникообразное платье, слегка заправленное по бокам в широкие штаны. Под прабабушкиным ниспадающим вдоль спины каждодневным чохто{Национальный дагестанский женский головной убор. Сейчас чохто носят только редкие пожилые горянки.} прятался плоский обритый затылок, избавленный под старость от многолетнего бремени кос. Каждый день она уходила в горы на свой бедный скалистый участок и возвращалась, сгибаясь под стогом сена, с перепачканными землей полевыми орудиями.
Когда в селе играли свадьбы, прабабушка сидела с другими старухами на одной из плоских крыш, с Зумруд на руках, разглядывая танцоров и слушая шутки виночерпия. Черные наряды делали старух похожими на монашек, но в них не было ни капли смирения. Они нюхали или даже курили табак, читали друг другу едкие куплеты-экспромты, а вечерами ходили по гостям, закидывая внуков за спину, как стога сена или кувшины с водой.
Зумруд на мгновение представила соседский дом с большой верандой, покрытой ворсовым ковром. Там большая громкоголосая старуха покачивала самодельную деревянную люльку со связанным по рукам и ногам младенцем. Зумруд вспомнила, как щупала тогда детский матрасик с проделанной в положенном месте дырочкой. В нем хрустели пахучие травы, а в изголовье таился запрятанный нож…
Песня иссякла, и все захлопали.
– О чем это, Юсуп? – спросила Гуля, не знавшая аварского языка.
– О взятии Ахульго. О штурме главной твердыни имама Шамиля. Это я тебе примерно перевожу… Значит, много недель отражали мюриды атаки русских на неприступных скалах Ахульго, но врагов и вражеских пушек было слишком много… И тогда горянки надели черкески и сражались наравне с мужчинами, матери убивали своих детей и сами прыгали в пропасть, чтобы не достаться русским, дети с камнями кидались на врага, но крепость была взята, вот… Храбрый Шамиль все равно не попался в руки кяфирам, хоть и отдал в заложники любимого сына. Примерно так.
– Тогда иман{Вера в исламские догматы (араб.).} был у людей, не то, что сейчас, – заметил Дибир.
– А мне так нравились наши старые певцы! – сказала Зумруд, убирая выбившиеся пряди за уши. – Сейчас, посмотрите, одна попса, мелодии все краденые.
– А мне Сабина Гаджиева нравится, – возразила Гуля.
Зумруд махнула рукой:
– Ой, я в них не разбираюсь. Сабины-Мальвины… Раньше ведь настоящими голосами пели, слова тоже сами сочиняли. Теперь этого не понять.
– Ну, вечно ты недовольная, Зумруд! – протянула Гуля, улыбаясь. – Как ты с ней живешь, Юсуп?
Юсуп засмеялся.
– Да, ее дома не запрешь.
– Запирать не надо, – сказал Дибир, – женщина сама должна понимать, что Аллах не дал ей такой обязанности – обеспечивать семью, значит, пускай занимается домашними делами.
– Ты, Дибир, проповедь своей жене читай, – полушутя-полусерьезно обозлилась Зумруд. – А мне и так наши проповедники надоели. Идешь по улице – листовки суют, сядешь в маршрутку – газеты суют.
– Какие газеты?
– Ваши, исламские, – вмешался Керим. – Мне тоже надоели эти разносчики, честно говоря. Еще не отстают, главное. Сидим мы тут как-то в одном клубе, музыку нормальную слушаем. Вдруг является. Весь в белом, тюбетейка зеленая, пачка газет наперевес. Рустам ему нормально объяснил, что нам мешать не надо. Ушел вроде. Часу не прошло, снова возвращается. Наверное, забыл, что уже заходил.
– А ты бы взял у него газету и почитал! Тебе полезно было бы, – ответил Дибир.
Керим хихикнул.
– Мне полезно зарядку делать, давно, кстати, не делал, а время намаза мне знать не надо. Это для меня хапур-чапур{Чепуха, нелепица (авар.).} какой-то. Бамбарбия, как говорится, киргуду.
– Ты все шутишь, а в Судный день шутить не захочется, – возразил на это Дибир. – Ты же ученым себя считаешь, а явные науки изучать недостаточно, надо сокровенную науку изучить.