– Да уж, как обычно: все и всегда внезапно появляются у тебя в квартире.
– Нет, не так как обычно. Он действительно появился без предупреждения. Как будто его сбросили там, ну как-то так.
– Ладно, – сказал Морелли, – я верю тебе, он – пришелец.
Джо притянул меня к себе, крепко обнял и поцеловал. А потом уехал.
– И..., – сказал Дизель, когда я вернулась в кухню, – как все прошло?
– Не думаю, что он мне поверил.
– Кроме шуток. Ты тут ходишь и всем рассказываешь, что я пришелец, в конечном счёте, тебя запрут в психушке. И просто для справки: я – не пришелец. И я – не призрак.
– Вампир?
– Вампир не может войти в дом без приглашения.
– Все равно слишком странно.
– Дело не в том, что странно, – сказал Дизель, – я могу делать кое-какие вещи, которые не могут делать большинство людей. Но не более, не делай из мухи слона.
– Я и не делаю, я и не знаю, как это делается!
Улыбка Дизеля вернулась.
Точно в шесть часов мы сели за стол.
– Это так мило, – сказала Бабуля, – похоже на вечеринку.
– Я фыркаю, – сказала Мэри Элис, – если лошадь фыркает, значит, ей что-то не нравится. Слишком много людей собралось за этим столом.
– У меня есть квартира, – встрепенулся Альберт Клаун. – Я могу заплатить и всё такое.
У моего отца на тарелке уже лежала лазанья. Он всегда первый наполнял тарелку и приступал к еде, надеясь на то, что, будучи занятым поглощением пищи, он не подскочит и не вцепится Бабуле в горло :
– Где подливка? – спросил он. – Где дополнительный соус?
Энджи аккуратно передала полную миску соуса маринара Мэри Элис. Мэри Элис пришлось нелегко: она пыталась обхватить миску своими копытами, но та, зараза, заколебалась в воздушном пространстве, а затем перевернулась на стол, выпустив приливную волну томатного соуса. Бабуля потянулась через весь стол, чтобы подхватить чашу, но опрокинула подсвечник и скатерть загорелась ясным пламенем. Это было не в первой – такое уже случалось.
– О Боже! Пожар, – закричал Клаун. – Пожар! Пожар! Мы все умрём!
Мой отец взглянул украдкой на этот бардак, покачал головой, будто не верил, что это была на самом деле его жизнь и его семья, и вернулся к лазанье. Мама просто сидела и крестилась. А я опрокинула кувшин ледяной воды на середину стола, чтобы положить конец пожару.
Дизель усмехнулся:
– Я люблю эту семью. Я просто люблю эту семью.
– На самом деле я не думал, что мы умрём, – промямлил Клаун.
– Ещё лазаньи, – спросила мама Валери, – посмотри на себя: кожа да кости.
– Это потому что она рвёт, после еды, – вмешалась Бабуля.
– Я подхватила вирус, – сказала Валери, – на нервной почве.
– А может, ты беременна? – не унималась Бабушка, – И у тебя токсикоз?
Клаун побледнел и рухнул со стула. Бах... прямо на пол.
Бабушка посмотрела на него сверху вниз:
– Надеюсь, он не будет похож на него.
Валери хлопнула рукой по губам и выбежала из комнаты, вверх по лестнице в ванную.
– Святая Мария Богородица, – запричитала маман.
Клаун открыл глаза:
– Что произошло?
– Ты грохнулся в обморок, – ответила Бабуля Мазур. – Упал как мешок с песком.
Дизель встал из-за стола и помог Клауну подняться на ноги:
–Так держать, молодец.
– Спасибо, – ответил Клаун, – я очень мужественный и плодовитый. Это у нас семейное.
– Мне надоело здесь сидеть, – подала голос Мэри Элис. – Я ускакала.
– Ты не будешь скакать, – заорала мама на Мэри Элис, – ты – не лошадь. Ты – маленькая девочка, и с этого момента будешь вести себя как маленькая девочка, или пойдешь в свою комнату!
Мы все были в шоке, потому что моя мать никогда не орала, даже когда я собиралась стать космонавтом-курсантом. Тем более, она никогда не делала замечаний по поводу лошадиного поведения.
Наконец настала минута благодатной тишины, а затем Мэри Элис начала реветь. Её глаза плотно сжались, рот широко открылся, лицо покраснело и пошло пятнами, и слёзы потекли по щекам, капая на рубашку.
– Господи Иисусе, – сказал мой отец. – Кто-нибудь сделайте что-нибудь.
– Эй, малыш, – обратился Дизель к Мэри Элис, – а что ты хочешь на Рождество в этом году?
Мэри Элис пыталась перестать плакать, но её дыхание перешло в икоту. Она смахнула слёзы с лица и вытерла нос тыльной стороной ладони:
– Я ничего не хочу на Рождество. Я ненавижу Рождество. Рождество - какашка!
– Должно же быть что-то, чего ты хочешь, – сказала Бабушка.
Мэри Элис третировала свою еду, ковыряя вилкой в тарелке:
– Нет ничего. И я знаю, что Санта Клауса не существует, он - просто большая жирная фальшивка.
Ни у кого не было адекватного ответа, девчонка застала нас врасплох. Санта Клауса не существует? Как-то жутковато, не правда ли?
Наконец-то Дизель наклонился вперед и посмотрел через стол на Мэри Элис:
– Давай я расскажу тебе, как я это вижу, Мэри Элис. Я не могу наверняка сказать, существует ли, на самом деле Санта Клаус ли нет, но я думаю, что забавно хотя бы притвориться, что веришь. Правда в том, у всех нас есть выбор верить в то, во что хотим.
– А я думаю, что ты тоже – какашка! – сказала Мэри Элис Дизелю.
Дизель обнял меня за плечо, и его теплое дыхание коснулось моего уха:
– Ты правильно сделала, что выбрала хомяка, – подытожил он.
Валери возвратилась в столовую как раз к десерту:
– Это – аллергия, – сказала она, – я думаю, у меня непереносимость лактозы.
– Как же досадно, дорогая! – сказала Бабуля Мазур. – Ведь у нас двухслойный ананасовый пирог с взбитыми сливками на десерт.
Капли пота появились на верхней губе и лбу Валери, и она снова побежала наверх.
– Что характерно, – продолжала бабуля, – она никогда не страдала непереносимостью лактозы раньше. Должно быть, подхватила в Калифорнии.
– Я за печеньем, – сказала мама и пошла на кухню.
Я последовала за ней и застукала, как она залпом опрокинула стакан виски. Она подскочила, когда увидела меня:
– Ты меня напугала!
– Я пришла помочь с печеньем.
– Я только маленький глоточек, – маму передёрнуло, – Рождество ведь.
– Скорее всего, Валери не беременна, – сказала я.
Мама осушила ещё стаканчик, перекрестилась, и вернулась в столовую с печеньем.
– Так-так, – Бабуля Мазур повернулась к Альберту, – а вы дома печёте Рождественское печенье? А ёлка у вас есть?
– Вообще-то ёлки у нас нет, – ответил Клаун, – мы евреи.
Все прекратили жевать, даже мой отец.
– Ты не похож на еврея, – сказала Бабушка, – потому что не носишь ермолку.
Клаун закатил глаза вверх, как будто ища пропавшую ермолку, но так и не нашелся что ответить, вероятно, ещё не весь кислород поступил в его мозг после обморока.
– Как же здоровско! – воскликнула Бабуля. – Если ты женишься на Валери, мы сможем праздновать некоторые еврейские праздники. И мы можем получить набор подсвечников. Я всегда хотела такой. Вот это да! Подождите, я ещё расскажу девочкам в салоне красоты, что у нас будет еврей в семье, они все обзавидуются.
Мой отец по-прежнему сидел в задумчивости. Его дочь могла выйти замуж за еврейского парня. С его точки зрения это было не очень радостное событие. Он ничего не имел против евреев, но все же, может быть малюсенький-почти-несуществующий-шанс того, что Клаун был итальянцем. В схеме мироздания моего отца сначала были итальянцы, а уж затем – остальная часть мира:
– У тебя случайно нет итальянских корней? – наконец спросил папа Альберта.
– Мои бабушка и дедушка немцы, – сказал Клаун.
Мой отец тяжело вздохнул и снова вернулся к лазанье. Еще один урод в семье.
Мама побледнела. Мало того что ее дочери не ходят в церковь, появление некатолических внуков была сравнима с ядерной катастрофой:
– По-моему нужно принести ещё печенья, – сказала мама и вышла из-за стола.
Ещё одно "печенье" и мама потеряет сознание прямо на кухонном полу.
В девять часов Энджи и Мэри Элис отправили в постель. Моя бабушка была где-то со своим ухажёром, а мама с папой смотрели телевизор. Альберт Клаун и Валери обсуждали что-то на кухне. А Дизель и я стояли на тротуаре возле CRV. Было холодно и наше дыхание превращалось в морозные облачка.