Бабушка всегда говорила: «Как она к тебе, так и ты к ней. Пусть почувствует!»
Карина соглашалась, но в действительности поступить так с Люсей не могла. Не хотела, чтобы кто-то чувствовал то же, что нередко испытывала сама. Она считала низостью мстить, поэтому могла лишь надеяться когда-нибудь придумать нужные слова, слепить их в предложения и объяснить подруге, как обидно быть запасным вариантом.
Снег скрипел под ногами, над проезжей частью зажглись разноцветные огни натянутых гирлянд, от киосков возле метро из игрушечных Санта-Клаусов доносился рождественский перезвон колокольчиков. В глазах рябило от блесток, разноцветного дождика, мишуры, елочных шаров и шариков.
«А не так все и плохо, — решила Карина, разглядывая красную свечку в виде сердца, — куплю!»
— Скажите… — обратилась она к продавщице в огромном сером пуховике.
Женщина перекладывала из одной коробки в другую хлопушки и на покупательницу не обращала внимания.
— Скажите, пожалуйста, — еще раз попыталась Карина, вертя в руках свечку.
Женщина продолжала перекладывать хлопушки и на призывы не реагировала.
Карина покашляла — ноль внимания, тогда она сказала громче:
— Скажите, пожалуйста, сколько стоит эта свечка?!
Подошел плотный мужчина с черной сумкой через плечо, бросил на прилавок мятую десятку, взял белую ворсистую гирлянду и отошел. За ним подошла женщина лет тридцати в розовой шляпке с цветочком. Продавщица перестала заниматься хлопушками и приветливо ей улыбнулась.
— Что вам показать?
— Мне вон того Санту, — указала женщина на пузатого старичка в красном колпаке.
Карина положила свечку назад на прилавок и пошла прочь. На душе было прескверно.
«Странно, что меня еще машина не переехала, такую незаметную… — перебегая дорогу, размышляла она, — что же это такое? Я ведь ничем не отличаюсь от миллионов людей! Голова, туловище, руки, ноги… как у других! Почему же тогда никто не видит?» Ей вспомнились записи в дневнике Black Night, и без того отвратительное настроение стало еще хуже. Агрессивная девочка постоянно писала о смерти, от ее записей буквально веяло могильным холодом и одиночеством. В черном дневнике было много грустных, кровавых картинок и ни одной фотографии самой хозяйки мрачного царства. В жизни Black Night звали Наташей, она редко писала что-то о своей жизни и близких, но много рассуждала о ненависти. Так, как если бы ненавидела кого-то уже давно и очень сильно.
На площади по обычаю гулял народ. Вокруг красавицы елки царила праздничная атмосфера, бегали дети, слышался счастливый визг. Под деревьями, подсвеченными зелеными огоньками, разместилась компания ребят с магнитофоном.
Карина хотела побыть немножко на площади, но заметила, что все люди тут парами, поэтому не остановилась, заспешила к своему дому.
Пока переходила дорогу, она нашла взглядом окно на пятом этаже, которое располагалось над ее комнатой. В окне горел свет.
«Значит, англичанин дома».
Сегодня утром ей пришло очередное послание. «Доброе утро», — было написано черным на белом листе. Ответить ей не удалось, потому что опаздывала в школу, а когда вернулась домой, послания уже не было.
«Может, напишет вечером еще что-нибудь». — Ей хотелось этого. Ничего удивительнее прежде в ее жизни не происходило.
Карина задумалась и не заметила, как налетела у дверей парадной на старика со второго этажа.
— Простите, извините, пожалуйста, я случайно, — отскакивая в сторону, забормотала она.
Старик отряхнул серое, выеденное молью пальто, как будто запачкался, и, даже не глядя на девочку, прошел мимо.
«Как всегда… пора бы уже к этому привыкнуть». Ее так и подмывало крикнуть ему что-нибудь вслед, хотя бы элементарное «здравствуйте», но она не решилась.
Дома ее встретила мама. Она смотрела обеспокоенно и выглядела огорченной.
— Все нормально? — стаскивая куртку, спросила Карина.
— А у тебя?
Первая мысль, которая пришла на ум: «Видела замечания в дневнике», но Карина не успела испугаться, потому что мама спросила:
— Где была?
— Да в торговый центр ходила.
— Одна?
Карина сняла сапоги и нехотя соврала:
— С Люсей.
Мама вздохнула.
Раздался телефонный звонок.
— Поднимешь? — Карина посмотрела на маму, почему-то не спешившую поднять трубку. — Или мне взять?
— Это тебя. — Мама помолчала, а потом со вздохом прибавила: — Люся уже три раза за последние полчаса звонила.
Карина протянула руку к полочке с расческами и взяла телефонную трубку.